Архитектор Адольф Шеффер: Севастополь испортить невозможно

– Вы приехали в Севастополь в 1950 году. В каком состоянии вы застали город, каким его запомнили?

– Город, конечно, был в ужасном состоянии. Сразу даже непонятно было, куда идти, куда выйдешь и что где увидишь. В первые же дни нас определили в общежитие, и я пошел знакомиться с городом.

Севастополь был очень сильно разбит, но кое-где уже стояли леса, поднимались корпуса жилых домов – до третьих, четвертых этажей доходило. Я поднялся на центральный холм и неожиданно для себя опять оказался внизу. Получилось, что я с одного места кольца, с улицы Ленина, перешел на Большую Морскую. Потом уже я как архитектор понял, что у города удивительная планировка – кольцевая. Такая планировка есть в нескольких городах, например, Вене с ее проспектом, Москве. Здесь тоже своеобразное законченное кольцо – начнешь с одного конца и вернешься в то же место. А с вершины горы открывается бесподобный обзор моря, кораблей и неба. Меня этот город, безусловно, поразил. Правда, я тогда и не думал, что здесь останусь: рассчитывал, год-два поработаю.

– С чего Вы начали? Доверяли ли серьезные проекты молодым специалистами?

– По приезде меня распределили на завод имени Серго Орджоникидзе (Севастопольский морской завод), где надо было проектировать жилые дома – переделывать ленинградские, которые не понравились нашему главному архитектору Александру Васильевичу Арефьеву. Они своеобразные, предвоенные – тонкие, как лапша, колонны, непонятные капители и сандрики. В общем, классики там не было – была какая-то своя формалистическая нотка. Поэтому понятно было, что архитектор не мог разрешить строить дома по готовым проектам. А строить надо было – до зарезу всем жилье нужно.

Положил я калечку на готовые чертежи фасадов, нарисовал свои – в два раза споловинил количество колонн, и получилась добротная классика. Принес эти чертежи на два дома главному архитектору через четыре дня. Он удивился, что я успел так быстро сделать. Я признался, что положил калечку. «Ну так прекрасно, это наша школа! То, что нам надо. Ничего переделывать не будем. Отдавайте в работу», – сказал он. Так началась моя эпопея здесь.

Через полгода меня отправили обратно в горпроект – там уже было семь наших молодых архитекторов из Московского архитектурного института. Мне сразу дали жилой дом в центре города – на Маяковского, 3, который я запроектировал в классике. До сих пор за него нестыдно.

– Была ли в то время хоть какая-то инфраструктура в городе?

– Когда я приехал, город не имел мостовых. При мне начинали укладывать асфальт, о троллейбусе никто и не мечтал. Через дом стояли леса, все было в белой пыли: инкерманский камень рубили, пилили, ставили. Все детали были изящные, точеные, красивые.

Фото из фондов Государственного музея героической обороны и освобождения Севастополя

Кроме севастопольских архитекторов, здесь работали московские и ленинградские. Они создали удивительную композицию, ансамбль города. И очень удачно вписали старые здания, которые были восстановлены. Но эти восстановленные здания теряются среди новизны, и кольцо выглядит очень свежо и интересно. Получается, что в результате город запроектирован одной рукой. Хоть и работали десятки архитекторов, но ими так умело руководили, что весь город – как один ансамбль.

Сейчас уже и не знают, что такое единый ансамбль, никто не смотрит на то, что строится или уже построено рядом. К ансамблевой застройке нужно возвращаться.

– Как вы считаете, стоило ли сохранять те немногие здания, что сохранились в годы войны?

– Конечно, стоило. Изначально обсуждался генплан архитектора Григория Бархина. Он предлагал совершенно новый город с другой трассировкой улиц. Это было нереально. А наш архитектор Валентин Артюхов и главный архитектор Юрий Траутман в 1948 году сделали вариант генплана на старой сетке улиц с учетом тех зданий, которые сохранились.

Постепенно город наращивал мускулы, появлялись новые здания, улицы, троллейбус, возвратился во всей мощи флот. В мое время в Севастополе не было видно гражданских людей за тельняшками – моряки заполоняли все улицы, это был удивительный военно-морской город.

Город разросся в разные стороны настолько, что уже представить себе нельзя, что я ходил в Херсонес по полю, потому что не было этого микрорайона. Кстати, улицу Гагарина, которая туда идет, тоже я проектировал, как и Горпищенко.

– Скажем больше, Вы проектировали и дом, в котором до сих пор живете. Верно?

– На самом деле, здесь три здания. Вообще это была настоящая комедия с моим вселением сюда. Я тогда проектировал крупные сооружения – рынок, Дворец пионеров – меня знали в горкоме… Поэтому когда я проектировал эти дома, мне секретарь горкома по строительству пообещал квартиру. А мы с мамой, женой и маленьким ребенком жили в финском домике над площадью Революции, над Лазарева. «Получишь в первом же доме», – ответили мне. Ну, хорошо, спасибо.

Подходит сдача первого корпуса, дома заселяют, а ко мне никто даже не пришел. Спрашиваю, отвечают: «Да ты не волнуйся! Ты же хочешь, чтобы твой Центральный рынок строился? Надо засыпать этот вонючий Одесский овраг, где течет жижа какая-то. Там живет 40 семей, надо расселить. Так что – жди второй корпус». Подходит второй корпус, тот же эффект: «Хочешь, чтобы Корниловскую набережную строили? Видал, какой там «шанхай»? Надо 40 семей пристроить. Но в последнем, третьем корпусе точно получишь». А последний тогда еще даже не закладывали. Подходит время закладки, и вызывают меня в райисполком – выписали впервые в истории ордер на квартиру в доме, который еще не заложен. Так и въехал. После этого стало спокойней, тыл все-таки.

– Очень интересная история строительства рынка. Были ли какие-то сложности из-за решения засыпать овраг?

– Там была такая ситуация: на засыпанный овраг ничего не поставишь кроме торговых столов. Но с левой стороны, вдоль улицы Щербака – сплошная скала, такая – наша, севастопольская. На нее я и посадил главный корпус. Когда он уже был построен, меня вызвал главный инженер строительного управления Аркадий Гринберг говорит: «Требуют сверху, чтобы мы поставили под консоли балконов подставки, колонны. Мол, пошла молва…» Но так вся идея теряется – балкон задумывался воздушным, легким. Пошел узнавать – директор рынка ничего не знает, в проектном институте тоже. Решили молчать об этом – больше никто и не заикался, здание до сих пор стоит в первоначальном виде.

Вообще при проектировке я нарисовал тонкие арки. А инженер, которого мне дали, проектировал доты: он рассчитал так, что арки стали в два раза толще. Решили пересчитывать – это же не доты. В итоге здание рынка вышло, как и задумывалось, и даже попало в книгу «Интерьеры общественных зданий Украины» (Ирма Каракис).

– Один из крупнейших проектов, который Вам поручили, – восстановление здания будущего Дворца пионеров. Как из дореволюционного институту физических методов лечения получился, по сути, концертный зал?

– Перед восстановлением здания поехали мы с директором Дворца пионеров в Ленинград, Москву, Киев и Симферополь смотреть их аналогичные здания. Везде есть театральный и спортивные залы, а в нашем – только лечебные кабинеты, ни одного высокого помещения. Я и предложил: а что если в обоих крыльях дворца вырубить по перекрытию? А в Севастополе вырубить перекрытия в условиях сейсмики – это надо все просчитать. Ведь до революции сейсмику не считали.

Фото из фондов Государственного музея героической обороны и освобождения Севастополя

Когда вернулись, инженеры пересчитали и решили, что можно, если поставить железобетонный каркас. Вырубили перекрытия, опустили железобетонные колонны ниже уровня воды и в воде бетонировали фундаменты. Перекрытия сделали тортом: сохранили старые со ржавой арматурой, а сверху и снизу – по железобетонному слою с новой арматурой. Сделали конфетку, до сих пор дети наслаждаются.

– Вам посчастливилось поработать и на Памятнике затопленным кораблям – символе Севастополя. Изменился ли он после восстановительных работ под Вашим руководством?

– По нему я не так много работал. После войны понять, в каком состоянии памятник, было сложно. Поэтому приехавшие сюда строители с перепугу, посмотрев на него, зацементировали и обложили железобетонными вертикальными плитами выше уровня воды. Я когда увидел – не понял, ведь идея в том, что естественная, природная скала выходит из воды. А тут видно, что поработали люди.

Когда мне поручили восстановление, на колонне были две большие выбоины – мы их заделали. Почистили орла и все, что наверху. Пьедестал был разбит со стороны города миной и заложен мелким бутом, чтобы дальше не размывало.

Фото из фондов Государственного музея героической обороны и освобождения Севастополя

Дали мне шлюпочку – поплыл я в бухту подальше и зарисовываю все: все камни пьедестала, крылья орла… А когда я вернулся на берег, увидел, что левое крыло имеет вид профиля Нахимова, а правое – Николая I. Вот такая задумка была у скульптора Амандуса Адамсона. Это же так просто не видно, только с воды, и то только тем, кто знает.

Начал искать, как выглядел памятник до войны. В городе нужных фотографий не оказалось. Нашли только в Симферополе. И по этому снимку я увидел, что там была лестница – блоки в виде лестницы спускались до низа. Водолазы подняли камни, которые были отколоты миной, поставили их на место. Весь мой вклад в проект – решение срубить тот бетонный массив, что торчал из воды. Теперь скала выходит из воды, как и задумывалось автором. Мне это приятно осознавать.

– Один из Ваших последних проектов – достройка здания бывшей гостиницы «Кистъ». Как удалось сделать так, что сложно понять, где сама гостиница, а где пристройка?

– Не могут понять, где гостиница, а где пристройка, даже сами севастопольцы!

А дело было так. Вызывает меня руководство и говорит: хотя у нас власть украинская, но (экс-мэр Москвы) Юрий Лужков хочет, чтобы в Севастополе было представительство московской мэрии. Прокуратура против, но поскольку это российский участок по закону, то мы считаем, что можем что-то сделать. И попросили во дворе на одноэтажный сарай надстроить две комнатушки для нескольких представителей из Москвы.

Эскиз проекта архитектора Адольфа Шеффера

Пошел я на место смотреть. Увидел сарай, стало на душе как-то муторно… Походил, походил и, ничего никому не говоря, нарисовал за неделю пачку чертежей с пристройкой флигеля к старому корпусу в старой архитектуре. Кстати, по ширине они не одинаковые, как кажется на первый взгляд. Пристройка уже на три метра. Пошел к начальнику и говорю: «Нарисовал Дом Москвы, в который не стыдно будет приходить: зал, конференц-зал, вестибюль, столовая, гостиница для приезжающих». У него глаза загорелись, но попросил, чтобы никому ни слова. Проходит три дня, вызывают: «Пляши. Показывали замкомандующего ЧФ генералу Киму, а он показывал кому надо, а кто надо показывал еще выше. И они одобрили!»

– И часто Вам так везло?

– Такой же случай у меня был с въездной аркой. Трагикомедия, драма, кончившаяся великолепным образом. Мне везло, под Богом хожу.

Наставало 200-летие Севастополя. Все архитекторам раздавали уголки отдыха – скамейка, ваза, малые формы… Вот таких 200 уголков. Я ходил-ходил, не выдержал и пришел к главному архитектору Алексею Баглею. И говорю: уголки – это хорошо, но что от них останется через 10 лет? А сейчас нужно делать грандиозную арку во всю мощь на въезде с Сапуна. Он мне: «Окстись, где я деньги возьму?» Но была б идея, деньги возьмутся. Через пару дней вызывает и спрашивает эскизы, мол в горкоме одобрили.

Все архитекторы на фанфары приняли это дело. И начали спорить, куда поставить. Но я хотел именно там. Еще через пару дней вызвали, познакомили с директором завода имени Серго Орджоникидзе, который взялся строить за свои деньги. У него была только просьба сделать металлический каркас.

– Вы много сделали для города. Но, наверняка, что-то осталось. Есть проекты в столе?

– Возвращение Севастополя и Крыма в Россию – это нечто божественное, рука судьбы. И сейчас уже никто не думает о другом. Считаю, что и в Севастополе, и в Симферополе нужно поставить обелиски в честь возвращения в Россию. И, конечно, у меня есть эскиз.

Эскиз проекта архитектора Адольфа Шеффера

– А вам сегодняшний Севастополь нравится?

– Может быть, какая-то частность не нравится. Но Севастополь, как бы вы ни старались, испортить невозможно. В нем такая закваска, такой красивый корень, что что бы вы сюда ни затискивали, не испортите. Потому что ваш глаз тут же отдохнет на хорошей вещи. А плохую иногда потом сносят. Бывает такое в жизни.

Подробнее о подвиге архитекторов, инженеров, строителей и простых жителей города читайте в специальном проекте «Из руин возрожденный», подготовленном с участием редакции «Нового Севастополя».