После Великой Отечественной войны Севастополь, разрушенный на 98,8%, был фактически построен заново. Восстановление города как главной военно-морской базы Черноморского флота было первоочередной задачей. 25 октября 1948 года Совет министров СССР принял постановление «О мероприятиях относительно ускорения восстановления Севастополя»: руководство страны поставило задачу возродить город к 1952 году. Так началось всенародное строительство – из 48 регионов было мобилизовано несколько тысячи рабочих. В их числе – Матвей Борисович Бохерман из Курска.
О своей роли в восстановлении города 90-летний заслуженный строитель рассказал в интервью в рамках специального проекта «Из руин возрожденный».
– Когда первые строители приехали в Севастополь после войны, что они увидели?
– 26 апреля 1944 года город еще не был освобожден, но уже было принято постановление о создании особой строительно-монтажной части по восстановлению Севастополя. Руководителем этой группы ОСМЧ был назначен первый заместитель министра строительства СССР академик Николай Бехтин. При нем была небольшая группа, и они приезжали в Севастополь вместе с наступающими войсками. Конечно, когда они вошли в Севастополь, поняли, что о восстановлении речи быть не может – надо его заново строить. Потому что, по сути дела, уцелело всего лишь 2% коробок, подлежащих восстановлению. Остальное всё лежало.
Конечно, людей не было в городе. Маршал Советского Союза Федор Толбухин выделил для восстановления Севастополя порядка 9,5 тысячи солдат, выдал немножко техники, чтобы расчистить город. Надо было восстановить водопровод, канализацию, дать городу свет, связь, обеспечить хлебом людей.
Очень много труда заняла – сегодня об этом уже открыто говорят – «бетонизация Сталина». Город начал уходить под землю. Начали строить подземные сооружения, подземную ГРЭС, под Малаховым курганом огромные штольни, штольни по Корабельному спуску – там должен был быть хлебозавод, штольня на Севастопольский винзавод, которая чуть ли не доходит до Панорамы, на спуске Котовского штольня – госпиталь для нетранспортабельных больных. Все это, по сути, делалось вручную. А грунт скальный. Поэтому восстановление шло медленно.
– С какой целью город уходил под землю?
– Все помнили хорошую фразу Уинстона Черчилля. Когда у него спросили, каким бы он хотели видеть конец войны, ответил: «Я бы хотел, чтобы Германия лежала в гробу, а Россия – на операционном столе». То есть холодная война была. И надо было готовиться к защите Севастополя.
Конечно, это были большие трудовые затраты, материалоемкие, и людей не хватало. Поэтому строители подвергались очень большой критике, менялись руководители. В 1948 году приехал опять сюда в Севастополь Сталин. Он выразил неудовольствие ходом строительства и дал указание разработать мероприятия, чтобы закончить восстановление города в довоенных объемах в течение трех-четырех лет.
Надо было решить вопрос с рабочей силой. Тогда Президиум Верховного Совета издает указ: для восстановления Севастополя призвать молодежь на строительство и, таким образом, считать, что три года работы в Севастополе засчитывать как срок службы в армии.
Численность рабочих в тресте уже достигла тогда за счет мобилизации 35 тысяч человек. Но дело в том, что было даны и другие задания тресту – восстановить Камыш-Бурунский комбинат в Керчи, Сакский химзавод и так далее. Создали очень много, порядка 40 школ ФЗО (фабрично-заводского обучения), причем обучение шло прямо на рабочих местах. Сначала у нас были палатки, потом построили бараки. Тогда же появилось новое постановление. Учитывая, что это молодежь, опыта работы мало, а зарабатывать надо на хлеб, дали указание – мы их называли «сталинскими» – увеличить заработную платы на 30% рабочим и инженерно-техническому персоналу.
– Вся страна лежала в руинах, откуда шли строительные материалы?
– Должен сказать, что материалы шли рекой. То есть практически мы особого недостатка по тем временам не испытывали. При этом была и такая расценка – выдергивание и выпрямление гвоздей. Сегодня это дико. Или как делали электроды для неответственных конструкций: брали электродную проволоку, мазали мелом, «жидким стеклом», сушили… Но вот лес, цемент – это дело было. Например, лес шел, по-моему, с Румынии, цемент – с Югославии.
Средний возраст работников, которые работали в тресте «Севастопольстрой», – до 25 лет. Так что конструкции быстро осваивали, нам доверяли. Честно говоря, мы даже не знали, что такое сверхурочные. Надо работать – значит, надо работать. Мне тогда был 21 год.
– Вы тогда думали о том, что строите город, в котором останетесь жить?
– Вы знаете, мы просто работали. О высоких материях не задумывались, просто работали по-честному.
Помню, когда строили подземную ГРЭС, случилось одно очень серьезное ЧП. Молодой специалист потерял два чертежа с грифом «Сов. секретно». Представляете, по тем временам? Надо ж под суд отдавать. На планерке где-то в два часа ночи, потому что три смены было, решили, что надо оформлять материал… А главный инженер главка говорит: «Есть другое предложение: у нас есть очень отстающий участок, давайте мы его повысим в должности, назначим начальником участка - он из кожи вылезет и все сделает».
– Вы же были совсем молодыми ребятами, неужели совсем не отдыхали?
– Не забуду: вышел однажды со штольни - потерял, где день и где ночь. И встречаю своего будущего тестя. Говорю: «Семен Карпович, я забыл, как поспать?» «Сейчас поспим», – отвечает. Выходим на Графской пристани, а здесь стоят ларьки пиво-водочные. Он нам по 150, мы выпили... Дошли мы сюда до угла (на Приморском бульваре), а здесь на самом углу стояла «гайка» деревянная «Крымские вина». Я говорю: «Знаешь что, давай еще по стакану вина, тогда нас развезет, хоть поспим». Короче говоря, через четыре часа я был уже у его дочери.
Надо сказать, жили очень дружно, причем ребята были разных национальностей. Например, жили в одной квартире: я – еврей, Володя Булатников и Володя Васильев – русские, Талатик Ибрагимов – татарин, Мито Бадзгарадзе – грузин. Мы жили дружно, семейно. Когда я иду по городу, я с ними разговариваю. Иногда запеваешь песню «Как многих нет теперь в живых. Тогда веселых, молодых!»
– А как обеспечивались рабочие условия в послевоенных реалиях?
– За нами следили. Во-первых, конечно, было хорошо организовано питание. При тресте был создан санаторий-профилакторий. Стоила путевка где-то 120 рублей на 24 дня. Кормежка была – даже цыплята табака целые. Не поешь – с собой дадут яйца, сгущеного молока, колбасы. Да еще следили, чтобы ты спать не лег, не выпив стакана кефира с булочкой, которую там же пекли. То есть, отношение к нам было очень хорошее.
То же самое и на стройке. Старались, чтобы бытовые помещения были у нас. Спецодежду давали.
Ну, со спецодеждой бывало тоже… При советской власти абсолютно все нормировалось, даже спецодежда кому и какая положена. Причем не просто, чтоб мы могли заказать, какую надо, а статуправление должно было дать список, сколько у нас каменщиков, сколько штукатуров, сколько маляров, и под каждую специальность выдавалась своя спецодежда. У меня даже был комичный случай. Если видели раньше фотографии маляров в фартучке-костюме с передничком и завязкой сзади? Была у меня маляр-бригадир Валя Сидорова, очень энергичная, работящая дивчина. И на открытом совещании партийно-хозяйственного актива мне говорит, а я уже был замуправляющего трестом: «Матвей Борисович, я бы хотела пригласить тебя в моей спецодежде до ветра». И было совместное заседание нашего министерства и Госстроя, и я выступил с этим делом. После этого стали давать ту спецодежду, которую мне надо было.
Две вещи нас здесь мучили – москиты и клопы. Сейчас везде для отделки используют гипсокартон. Раньше он был чуть тоньше, 10 мм. И так как штукатурные работы тяжелые, хотели тоже делать сухой штукатуркой. И трест построил себе на улице Большой Морской, 5 и 7 и облицевал этой сухой штукатуркой. Все втихую потом срывали, потому что за ней шипели клопы. Это была беда - москиты и клопы. Сейчас что-то их не видно.
– Современный центр города похож на тот, что Вы строили?
– Если бы меня спросили, какая разница между старым поколением и новым, я бы сказал, что наше поколение строило Севастополь белокаменным, а вы его сегодня сделали беломазанным. То есть мы его облицевали, а вы - зашпаклевали. Это все равно, что доски строгать, но строганой стороной класть вниз. Спрашивается, зачем было облицовывать эти дома?
Тогда даже большой спор был о том, какие должны быть лоджии в городе. Запрещалось в другой цвет красить – лоджия должна была быть белая. То есть за фасадом смотрели.
Если мы говорим, что центр города – это исторический памятник, то почему мы разрешаем все это дело разрушать? Получается так: каждый лепит лоджию, как хочет, и получается не дом, а не разбери что.
– Вы сказали, что была поставлена задача восстановить город за три-четыре года. На восстановление ушло чуть больше, с чем это связано?
– Во-первых, потому что восстанавливался не только центр города: на Корабельной стороне стали строиться дома, за Панорамой. Например, там, где сейчас улица Николая Музыки, начальником участка был Брновяк Иван Иванович. Так мы говорили: «О, Ваню заперли куда-то, аж на кулички».
Во-вторых, Севастополь хоть и союзного подчинения, но партии мы подчинялись одной, и каждый секретарь обкома партии развивал свое направление. Например, секретарь Крымского обкома партии Павел Титов занимался восстановительными работами. После него пришел Дмитрий Полянский и сказал: «Превратим Крым в область выращивания твердых сортов пшеницы». Это значит, нужны элеваторы, зернохранилища, и в том числе и нас нагружают, севастопольцев. Ушел Полянский, пришел Василий Комяхов: «Надо превратить Крым в область садов и виноградников». Мы построили свыше 10 винзаводов. Ушел Комяхов, пришел Иван Лутак: «Рис давайте выводить в Крыму». И идет нам в нагрузку Северо-Крымский канал. Потом пришел Николай Кириченко: «Превратим Крым в область диетического мяса и кроликов». А это все нагрузка.
– Какие сложности были у Вас как у руководителя?
– Одна из сложностей была в том, что надо было защищать материальные ресурсы. Это была целая наука, вам сегодня не понять. Потому что буквально гвоздь, электрод, замок, смывной бачок – все это надо было защитить. Каждый метр трубы надо было защитить чертежами. Каждую плитку надо было тащить в Госснаб и показывать, и доказывать, что тебе это дело требуется. Честно говоря, приходилось идти, если так разобраться, на преступление – искажать государственную отчетность, подделывать чертежи, чтобы получить побольше материалов.
Как-то у меня был случай, когда позвонили из горкома и сказали, что отдадут меня под суд. Потом позвонил секретарь горкома партии Пашков Валентин Иванович: «Матвей Борисович, что там случилось?» Я рассказал. Звонит еще минут через десять, просит выйти к театру – подъедет с председателем горсовета, посмотрит «художества». Приехали, посмотрели. Говорят: «Советская власть любит, чтобы ее обманывали. Но – с пользой для советской власти».
– С 1949 по 1954 годы – за второй период послевоенного восстановления города – какие объекты построили Вы и Ваш трест?
– Трест «Севастопольстрой» строил в основном жилье, а также на нем лежала вся промышленность – это морзавод, радиозавод, заводы «Маяк», «Парус», «Атлантика». А еще школы, детские сады.
Если разобраться по объектам, то самые значимые, объекты-красавцы, построил «Севастопольстрой», причем в основном под руководством женщин, которые были начальниками участков. Это восстановление здания Панорамы, библиотеки Толстого, кинотеатр «Украина», я уже не говорю об улице Гоголя – начальником участка была Граббе Варвара Владимировна, высокая, стройная женщина с очень крутым характером. Если посмотреть гостиницу «Севастополь», драмтеатр, кинотеатр «Победа» – Алмазова Софья Дмитриевна, между прочим, тоже курянка.
Из-за нагрузки многие начальники управлений не выдерживали: его пригласят, а он не справился и умотал. Пока Евгений Колобов, управляющий треста, не выдержал и сказал: «Все, больше я чужих не беру, поставлю начальниками всех управлений своих». И назначил: СУ-42 – Иван Иванович Брновяк, СУ-43 – Иван Никифорович Наумов, СУ-44 – Иван Иванович Живовский, СУ-45 – Иван Лукич Тищенко, СУ-46 – Иван Дмитриевич Смолин. Мы смеялись – Иваны и Бохермана впридачу. И трест заработал.
– И совсем без ошибок работали? Все гладко было?
– Есть грешки. Например, пришлось мне участвовать в строительстве здания горкома. Начинал его тоже курянин – Дима Безяев, которого, к сожалению, уже нет в живых. Мне пришлось после него работы принять – делать лепные работы, архитравную балку. Когда забетонировали, сняли опалубку, архитектор прибежал: «Ой, давай ломать, я ошибся». В посадке ошибся, она висит прямо над окнами. Надо было сантиметров на 30 повыше поднять, но это ж балка 80 на 60, куда ломать? Есть такие грешки.
Где «Макдоналдс» был, посмотрите – там косо идет, ошиблись на 30 сантиметров. А потом решили все же делать по принципу театральному: публика дура, авось и пойдет.
– В Севастополе несколько улиц названы именами строителей. Например, Николай Музыка. Вы его знали?
– Коля работал на 42-м управлении бригадиром штукатуров. Он мог и работать, и организовать работу. Во-первых, он приходил в школы фабрично-заводского обучения (ФЗО), забирал себе группу в бригаду и учил их работать. И к ребятам присматривался – кто как работает. А потом тех, кто хорошо работает, поощрял – собирал со своих деньги. После окончания ФЗО он приходил и говорил, кого берет в бригаду. То есть подбирал себе сам людей.
Погиб Коля на Горпищенко по-глупому. Они оштукатурили лестничную клетку, и чтобы не выносить доски с лестничной клетки, он дал команду выбрасывать их через окно. Сказал, что выйдет на улицу и будет их караулить, чтобы никто не шел. В это время выпускают доску, она падает на торец и ложится в сторону дома, как раз на лестничную клетку. И Коля решил, что он успеет эту доску оттащить. Только он побежал к этой доске, вылетает вторая доска – и ему по затылку. На месте… Вот так погиб Коля. Герой соцтруда… Шум был большой. Через два часа потребовали доложить в ЦК, что случилось, кто виновен. Но все признали, что виновен был Коля.
– А Евгений Колобов?
– Я считаю Евгения Николаевича Колобова своим отцом по работе. Потому что, по сути дела, когда он меня назначил начальником производственного отдела, все гудели: как так, такого молодого специалиста и вдруг начальником производственного отдела такого треста! В это время приехал бывший начальник производственного отдела треста из Камбоджи. Все считали, что меня уберут – Колобов в горкоме кандидатуру мою отстоял. Прошло полгода, приехал из-за границы другой начальник производственного отдела – и Колобов тоже доказал, что меня надо оставить.
Он очень много работал. Я не забуду – шла сдача жилья, и получилось, что мы где-то очень перевыполнили план и вышли на первое полугодие практически без задела. И вся сдача вывалилась на четвертый квартал. Рассчитали – ничего не получается с людьми, штукатуры не укладываются. Тогда Колобов собрал всех бригадиров-штукатуров за чашкой чая и самоваром и сказал: ребята, хоть час работайте, хоть всю ночь, но должно быть на человека 18 кв. метров чистой штукатурки в день. И бригадиры дали добро. Сидели до 11, до 12 часов – бригада звонит, отчитывается о выполнении нормы и идет домой.
Часто беды были у нас со школами. Только один-два случая помню, чтобы нам техническую документацию дали заблаговременно. Обычно где-то за пять-шесть месяцев до сдачи школы получали техническую документацию, а сдавать надо к 1 сентября. И вот организовывали школу передовых методов, то есть с каждого управления брали по звену в шесть-семь штукатуров, разбивали и устраивали соревнование. На этих школах девчата вырабатывали до 40 кв. метров штукатурки на человека! Причем надо было ставить охрану, чтобы они не приходили ночью, не запасли себе материалы, чтобы взять первое место. Я спрашивал: «Ну как?» Говорили, что так можно поработать неделю, 10 дней, потому что потом целый месяц руки и ноги не чувствуешь. Но объект сдавали точно в срок. И после этого подводили итоги в Доме культуры строителей, устраивали огонёк.
Как-то вышло постановление о борьбе с алкоголизмом, девчата все пришли – у каждой по бутылке водки, коньяка и вина. Что делать? «Матвей Борисович, делай, что хочешь, но мы обязательно обмоем это дело», – говорят они. Пришлось самовар ставить.
– Что бы Вы назвали самым большим достижением за тот период?
– Я считал самым большим достижением работу в должности замуправляющего. У нас было так в тресте: управляющий, главный инженер и один замуправляющего. И мне пришлось расселять все бараки в Загородней балке и на Пожарова. И я за пять лет расселения не имел ни одной жалобы. Но надо было быть очень и очень принципиальным. Очередь – это закон. Как только нарушишь один раз, завтра же спросят: «Чем другие хуже?» И тогда не соберешь костей.