21:1831.07.2009г.
2009 год ─ юбилейный для севастопольского Морского гидрофизического института. 80 лет назад, в 1929 году по инициативе и под руководством академика В.В. Шулейкина на берегу Черного моря, в поселке Кацивели была создана первая в мире стационарная морская гидрофизическая станция, предназначенная для выполнения систематических исследований процессов я явлений в прибрежной зоне моря. В 1948 г. в Москве на базе Черноморской гидрофизической станции АН ССР и Морской гидрофизической лаборатории был создан Морской гидрофизический институт АН СССР. В августе 1961 г. Морской гидрофизический институт был передан в систему Академии наук УССР и в 1963 г. перебазирован в г. Севастополь.
Институт занимается комплексными исследованиями Черного моря и шельфовых регионов океана, проводит фундаментальные и прикладные физико-климатические исследования морской среды с целью создания научных основ мониторинга и прогноза ее состояния, идентификации климатических изменений в Мировом океане и выявления их влияния на погоду и климат Европы. Сегодня Морской гидрофизический институт Национальной академии наук Украины (НАН) является одним из крупнейших центров океанографических как в нашей стране и за рубежом. Вчера корреспондент «Нового Севастополя» побеседовал с заместителем директора Морского гидрофизического института по научной работе членом-корреспондентом Национальной академии наук Украины профессором доктором географических наук и кандидатом физико-математических наук Александром Полонским.
- Александр Борисович, у института ─ большая история. Вот интересно, как людям науки работалось «тогда» и сейчас? Помнится хроника: Королев, вокруг люди в халатах, все увлечены наукой, космосом. Если же говорить о море, на память сразу приходит неутомимый друг Сенкевича Жан Ив Кусто. А вот сегодня, в век искушений, бизнеса, корысти, как-то трудно понять, как идет научный процесс, с таким же энтузиазмом или с некой «коммерческой жилкой»?
─ Я работал в Советское время. И это было золотое время в том смысле, что океанография, океанология финансировались и в СССР, и в США, и в западной Европе на приличном уровне. Это было второе по приоритетности направление государственного финансирования после космических исследований. Денег никто не жалел. Но я хотел бы напомнить, ибо это забывают, такие траты в значительной степени были обусловлены борьбой двух систем, военным противостоянием между ними. Все деньги шли на ВПК, а народ жил весьма скромно. Поэтому я никак не склонен идеализировать ту ─ советскую ─ систему. Хотя с точки зрения науки поддержка была полной и на исследования давали столько денег, сколько нужно, в разумных переделах, конечно. Была стабильность. Науку поддерживали. Но держалась та система на неэффективном общественном распределении, на неэффективном производстве и на неэффективном вложении денег в туже самую науку. По сути, это было экстенсивное развитие отраслей.
─ А в переходный период?
─ В начале 90-х и до середины десятилетия было тяжело. Но тяжелее было тем институтам ─ российским, которые, находясь здесь, по сути, оказались за границей. Был период, когда они долго определяли ведомственную принадлежность. Что касается нас, то в то время мы сразу ощутили резкий спад финансирования. Сейчас, этот период ─ позади. Понятно, что и ныне времена не простые. Нас поддерживают международные проекты, некоторые гранты, в том числе и национальные ─ Кабмина Украины, Совета министров Крыма. Но они не составляют львиной доли финансирования института. Основная доля финансирования ─ это академическое финансирование от НАН.
─ То есть с переходом в Украину?
─ Знаете, мы и были в Украине. Мы были в НАН Украины еще с 60-х годов минувшего столетия. Поэтому наш статус в 90-е и не менялся. Просто поменялся источник финансирования. Более того, как я сказал, оно резко упало. К сожалению, в те годы ушло много перспективной молодежи, люди пошли зарабатывать, ведь денег на жизнь не хватало. Остались те, у кого были какие-то накопления и была возможность продолжать работу, те, кто принципиально не хотел бросать наработки и просто энтузиасты научной работы. На мой взгляд, на энтузиастах все и удержалось.
Что еще сильно подкосило институт ─ это потеря институтского флота. В СССР у нас было два очень больших, по 5-6 тысяч тонн водоизмещения, научно-исследовательских судна ─ «Академик Вернадский» и «Михаил Ломоносов». Последнее было продано практически на металлолом. Что касается «Академика Вернадского», то он долго был под фрахтом, долго стоял в Новороссийске. Сейчас возвращен, но для того, чтобы он заработал на институт, нужны просто огромные деньги. Директор института искал инвесторов, в том числе и за рубежом, на Ближнем востоке, в Саудовской Аравии. Но пока это все практически нереально.
─ А зачем отдавали суда в бизнес?
─ А что было делать в тот момент директору, если не на что было их содержать. В 90-е приходилось идти на контакт с бизнесом.
─ Если нет судов, как производить замеры моря?
─ Мы арендуем небольшие суда. Буквально сейчас проходит третий рейс судна «Сапфир» с группой научных сотрудников нашего экспериментального отделения в районе Голубого залива. Они меряют течения, температуру, электропроводность, гидрохимические характеристики. Все это в районе морской платформы. Это так называемый морской экспериментальный полигон. Там регулярно проводятся комплексные замеры.
─ А что это дает?
─ Это информация о состояния окружающей среды: течения, волнения, гидрометеорология и растворенные гидрохимические и биогенные элементы. Мы сравниваем с нашей базой данных, отслеживаем тенденции, делаем выводы. Более того, мы сотрудничаем в этом вопросе с европейскими партнерами. Есть большой европейский проект по созданию систем контроля с использованием нанотехнологий, то есть это может быть сеть датчиков в лесу, которые через спутник сигнализируют о начале пожара. Мы тоже реализуем нечто подобное. Это будет система газоанализаторов, закрепленных на подводной части морской платформы в Голубом заливе, которые будут непрерывно передавать информацию о морской среде в региональный Центр прогноза.
─ Проще говоря, это как датчики на спинах акул, что мигрируют вдоль Африки?
─ В принципе, да. Это как раз таки и есть нанотехнологии. Эта система позволит отслеживать разные выбросы, что будут превышать предельно допустимые концентрации. Это будет очень хорошая мониторинговая система длительного наблюдения.
─ Александр Борисович, как-то незаметно мы с Вами подошли к повседневной деятельности института. Не могли б Вы сформулировать, какие именно задачи решает институт?
─ Процесс работы института регулируется следующими программами. Это госзаказ, то есть проекты НАН Украины, которые посвящены фундаментальным вопросам. Часть из них имеют и прикладной аспект. Это следующие направления. Первое ─ климатическая изменчивость, то есть изучение роли океана в формировании климатической системы планеты и ее изменчивость. Это особенно актуально в связи с проблемами глобального потепления. И тут важно понимать, что климат меняется, в том числе и под влиянием океанических факторов. В частности, я занимаюсь этим направлением…
─ Простите, океан «дышит»?
─ Океан действительно «дышит». Более того он навязывает климатической системе всякие изменения, прочем на долгий период. К сожалению, многие неквалифицированные специалисты принимают такие изменения за антропогены, то есть за глобальные явления, связанные с антропогенной деятельностью. Это не совсем правильно. Антропогенные факторы никто не отрицает. Но есть изменения, которые были и будут независимо от человека. Они происходили еще задолго до появления человечества. Это фундаментальная тема, которую мы разрабатываем многие годы. Правда, если в 80-е этим занималось 2/3 института, но сейчас наверно треть нашего персонала.
Второе направление связано с региональными проблемами ─ черноморскими, на что направлено уже 2/3 усилий нашего института. В советское время это тоже было приоритетным направлением, но тогда, напомню, мы больше отслеживали масштабные процессы, в мировой океане. Суда ходили в Атлантику, Тихий океан. Охват был глобальный. Сейчас мы присутствуем в мировом океане, но не судами, а тем, что у нас есть важные массивы данных, хорошая квалификация и хорошие специалисты. И сегодня мы входим во многие международные проекты по научной кооперации.
Ведь все ─ глобально. Границ нет. Происходит взаимное влияние регионов, все взаимосвязано. К слову, это было понятно и в период жесткого «железного занавеса». Как раз таки советские и западные океанологи были одними из тех людей, которые наиболее интенсивно контактировали между собой. Было много международных проектов. Даже президенты обсуждали сотрудничество в сфере океанологии и заключали рамочные соглашения. Это был конец 70-х. Я припоминаю один из проектов «Тропикс-74», в котором участвовал наш институт.
─ Александр Борисович, давайте вернемся к задачам, которые решает институт. Мы говорили об изучении роли океана в формировании климатической системы планеты.
─ Второе направление ─ черноморское. Это проблемы шельфовой зоны, проблемы окружающей среды и системы мониторинга и прогноза состояния среды. Сейчас у нас реализован действующий прототип системы в рамках так называемого проекта «Оперативная океанография». Институт является признанным региональным лидером по оперативной океанографии. В Причерноморье мы ─ лидеры создания системы мониторинга и краткосрочного прогноза состояния моря. И у нас в скором времени будет создан центр морских прогнозов. Третье, традиционное, направление ─ техническое. Это ─ аппаратура, морское приборостроение. Возможно, это направление не так процветает, как в советские времена, но приборы делаем. У нас есть научный отдел, который разрабатывает приборы. Приборы нужны для фиксации физических характеристик моря, а также для замера целого спектра химических характеристик. Речь о растворенном кислороде, биогенных элементах и т. д. То есть речь о контроле состояния моря.
─ Я читал, что есть такой термин «физика моря». Наверняка гидрофизический институт не может не заниматься этой темой?
─ Вы правы. Это фундаментальный проект, целая наука. Она так и называется «физика моря». Ее основателем был академик Шулейкин. Он написал многотомный труд. Проект был начат в институте очень давно. Потом был спад. Но сейчас мы вновь его возобновили. Проект охватывает течения, волнения моря, океана.
─ Сейчас меньше глобального?
─ Безусловно, мы знаем ситуацию в мировом океане и глобальной климатической системе, но сейчас мы стараемся, и нас ориентируют, делать акцент на региональные явления, например, в Восточной Европе. Взаимодействуем мы и с другими регионами, с Каспием, с Балтикой. Недавно с литовцами договорились сотрудничать.
─ С нашим ─ севастопольским ─ Институтом биологии южных морей сотрудничаете?
─ Очень плотно. Безусловно, у них ─ акцент на биологию. Тем не менее, сотрудничаем плодотворно.
─ Александр Борисович, какие у института, скажем, последние удачи?
─ Буквально в начале этого года у нас был беспрецедентный успех. На последней избирательной компании в состав НАН у нас от института на конкурсной основе было избрано сразу 3 члена-корреспондента и один академик. Чего не было за всю историяю существования института: обычно это был один представитель в академии. Это говорит о признании заслуг нашего института.
─ А еще?
─ Если говорить, например, о климатическом направлении, то могу показать наши наработки, которые вошли в изданную в США в конце 2008 года большую ─ трехтомную ─ энциклопедию под редакцией всемирно известного специалиста-океанографа профессора Георга Филандера. Наши сотрудники, включая меня, написали в эту энциклопедию порядка десяти статей.
Теперь, если говорить о других успехах, то недавно мы выиграли грант по созданию регионального Центра прогноза, где наш институт является практически головной организацией. Второй грант мы выиграли по созданию технологии защиты береговой широты в условиях изменяющегося климата, то есть, это фактически прикладные аспекты климатических изменений. Ведь климат меняется, уровень океана растет, статистика гидрометрологии меняется ─ штормы, нагоны. Все это надо фиксировать, анализировать. И тут важна работа с приборами.
Вот недавно наш институт выполнил большой заказ Гидрометеослужбы Украины ─ создали прибор (руководитель проекта ─ начальник отдела автоматизации доктор технических наук Виталий Александрович Гайский), который замеряет течения. А буквально месяц назад в наше экспериментальное отделение специалисты отдела автоматизации поставили еще один ─ комплексный прибор, который замеряет уровень моря, волнение, температуру, соленость, комплекс гидрохимических элементов. Все это подается в автоматическом режиме. Безусловно, это шаг вперед.
─ Я правильно понял, ЕС готов платить ученым по всему миру, независимо от того, откуда ученый. Главное ─ реальные достижения, наработки. И упомянутые Вами гранты ─ лишнее подтверждение, что институт готов решать серьезные научные задачи, которыми занимаются в Европе.
─ Да, наш институт ─ активный участник международных программ. К слову, в Европе выделяют огромные деньги на науку. Но, замечу, они финансируют проекты не по всему миру, а именно в европейских странах. Например, если б наши ученые работали б, скажем, в Малайзии, пришлось бы участвовать за свои деньги. Но постсоветское пространство в научном мире по-прежнему котируется. Советскую школу на Западе уважают, хотя, безусловно, европейцы во многом самодостаточны. У них современнейшее оборудование, новейшие разработки, а главное постоянная работа на перспективу. И я рад, что наш институт также принимает участие во многих перспективных проектах.
─ Спасибо за интервью.