– Спасите Данилу! Даниле – всего пять лет! Ребёнок умирает от лейкоза!
Неслось по переходу метро, и каждый раз, когда призыв достигал моих ушей, я вздрагивал, будто током ударили.
– У ребёнка – лейкоз! Не будьте равнодушными! Поможем ему вместе!
Я остановился, достал кошелёк, взял несколько купюр, сунул в карман. И пошёл дальше, навстречу призыву.
Кричала конопатая девочка в синей бейсболке. Рядом с ней, у промостойки с оракаловскими буквами «Спасём ребёнка!», мялся субтильный паренёк и периодически выкрикивал ту же фразу. У девочки получалось громче. И жалостливее.
Я сунул деньги в пластмассовый короб, забитый купюрами наполовину. И отошёл. Призыв вновь ударил по совести, теперь уже в спину:
– Помогите Даниле!
Вернулся, ещё раз сунул деньги. И поймал себя на мысли: «Сколько же они так могут собрать?». Решил наблюдать, опершись о холод стены.
Люди шли потоком, будто стадо на водопой. Но у промостойки, где просили спасти ребёнка, большинство из них по-черепашьи втягивало головы и ускоряло шаг. Некоторые, наоборот, как бы гордо вытягивали шеи, точно упражнения для растяжки делали, но шаг всё равно ускоряли.
За двадцать минут, наверное, остановилось трое. Две пенсионерки в одинаковых вязаных беретах и мужичок, до отвращения к заливной рыбе напоминающий Женю Лукашина из «Иронии судьбы».
Наблюдения за сбором средств для Данилы расстроили, не оправдали надежд. Я зашёл на станцию, сел в вагон метро и привычно достал книгу. Но настроение было испорчено, стёрто. Как записи мелом на школьной доске. Только едкая пыль витала в воздухе.
И вспомнилось, как плакала жена, четыре года назад переехав в Киев. Когда видела ситилайты с изображением лысых, с шишковатыми черепами детей, утыканных, как щупальцами, трубками. И большими буквами умоляли: «Помогите спасти жизнь…». Такими же большими, как диагноз.
Вроде «миелодиспластический синдром». Или «гранулематоз Вегенера». Или «острая лимфобластная лейкемия».
Диагнозы звучали по-разному. Но слова в них были чужими, ничего не значащими, точно медицинские названия лекарственных препаратов. И постепенно я стал привыкать к ним, свыкаться с мыслью, что эти печальные дети на фото, скорее всего, умрут. Разные дети, но почему-то так похожие друг на друга.
Ещё, казалось бы, десять, а, может, и пять лет назад их не было столько, этих больных, умирающих детей. Нет, конечно, периодически они глядели со страниц журналов, рядом с объявлением о продаже. Или сообщения о них шли «бегущей строкой» внизу очередного голливудского фильма о компании. Но их не было столько, этих ликов смерти.
Теперь они, похоже, везде. На ситилайтах, плакатах, бордах. В метро, СМИ, интернете, на радио. Объявления, группы, реклама, волонтёрские акции. Много, настойчиво – надо спасти. Не пройти и ста метров, чтобы ни встретиться с напоминанием о том, что где-то болеют, умирают дети.
Как писал Кастанеда: «Смерть находится везде, она лучший советчик». Поэтично. Но в жизни, похоже, одна проза, да ещё и по-графомански написанная.
Отмечали Новый Год в компании, на даче. Общался с акушеркой. Не пила даже шампанского, но рыдала, точно в пьяной истерике. Сойду с ума, говорит. Столько больных детей в последнее время. С пороками сердца, с раком, с лейкозами. За что говорит, почему?
Медики объясняют растущее число заболеваний среди новорождённых, во-первых, изменившимися условиями жизни: отравлены вода, пища, воздух. Во-вторых, вредными привычками родителей. Статистика говорит, что около 90% россиян и украинцев страдают той или иной вредной привычкой. Более 80% беременных имеют хронические заболевания, около 75% родов проходят с осложнениями.
Впрочем, тут и статистика не нужна – всё на ладони, как говорится. В конце прошлого года приехали в роддом к беременной жене друга. У входа, на длинной деревянной скамейке, в ряд сидят семь-восемь рожениц, все с надутыми животами, и размеренно так выдыхают табачный дым.
Спроси такого родителя, получишь вариацию на тему:
– Ой, не начинай. У моей соседки, наркоманки, вон недавно здоровая девочка родилась, а у соседа сверху – не пьёт, не курит – мальчик всё время болеет. Не в этом дело…
Люди верующие выдвигают другое объяснение: дети расплачиваются за грехи родителей. Так как грехов всё больше, то и болезней соответственно тоже. Как тут ни вспомнить теорию хаоса: «Взмах крыла бабочки на одном конце земного шара может вызвать ураган на другом…».
Впрочем, причины вариативны, а вот следствия однозначны. Согласно данным Минздрава, больше половины детей в России и Украине рождаются больными. И если ещё недавно здоровый новорожденный был нормой, то сейчас это приятное исключение. Но, в основном, диагноз и слёзы родителей.
Слёзы становятся ещё горче, когда отцы и матери встречаются с европейской медициной, пересаженной на российско-украинскую почву. Здесь за всё необходимо платить. Ни лекарств, ни палат, ни оборудования. Так же, как ни зарплат, ни пособий.
«Спасение рук утопающих – дело рук самих утопающих», – говорят некоторые и дальше вполне логично и весьма цинично размышляют о том, что земля перенаселена и таким образом чистится. Мол, говорят они, чего горевать из-за умирающих детей, когда и так от народу не продохнуть. Правда, мнения часто меняются, когда речь заходит об их собственных детях.
Но то, что спасение своих умирающих детей – дело собственных рук, факт. Руки, правда, у многих связаны. Среднегодовая зарплата семьи не более 10 тысяч евро (в лучшем случае), а одна операция стоит и 30, и 50, и 100 тысяч евро. Остаётся уповать на Господа Бога и милосердие людей.
Собственно, все эти призывы спасти детей на улицах и в СМИ есть то самое упование на человеческое милосердие. Упования всё больше, милосердия всё меньше.
Раньше, говорят родители, в размещении объявления СМИ никогда не отказывали. Теперь отказы звучат всё чаще. Некоторые, нащупав «золотую жилу», стали просить деньги. Большинству же просто некуда ставить – место уже занято аналогичным материалом.
С интернетом, безусловно, проще. Потому всё больше сайтов и социальных групп, где собирают пожертвования для умирающих детей. На самые популярные и эффективные попасть сложно: руководители отбирают присланные заявки – такой себе кастинг среди криков о помощи. Информация о больных детях идёт сплошной лентой. Часто, решив пожертвовать на идущих первыми, не остаётся денег на последних.
Тем не менее, подобные системы работают наиболее эффективно. Порой удаётся собрать десятки тысяч долларов за несколько дней. Отчёт по собранным средствам приводится тут же, на электронной странице.
Хуже всего, особенно в Украине, обстоят дела с фондами. Денег у них не допросишься.
Марина, мама пятилетнего Илюши (диагноз – нейробластома), рассказывает, что обращалась и к украинским музыкантам, и к бизнесменам, и к политикам. Писала и в фонды, и лично.
«В Фонде Рината Ахметова нас «кормили обещаниями» четыре месяца: сначала обещал деньги, потом – лекарства, но в итоге сообщили, что ничем помочь не смогут».
Не помогли Илюше и в других фондах, во многих из которых подать заявку – уже проблема.
«Надо собрать просто немыслимое количество документов. Но хуже всего – то, что необходимо предъявить счёт на лечение. Без него не оформят заявку. Но в Украине ведь медицина формально бесплатная. Какой тут счёт?».
«Неприятнее всего было смотреть», – рассказывает Марина, – «как один украинский певец красовался спасением детей. Почему же на все наши просьбы и призывы он остался безучастным? Хотя писали и ему лично, и через фонд, и через фан-клуб. Встречались с ним даже».
Благотворительность у многих публичных людей сегодня и, правда, в моде. Творя милостыню, они трубят об этом перед собою, а левая рука прекрасно знает, что делает правая. Особенно, если рядом поклонники и журналисты.
Впрочем, если для людей публичных умирающие дети – просто пиар, то для мошенников – прежде всего, отличный способ заработать.
Ведь, как правило, родители, собирающие деньги на лечение ребёнка, не слишком обеспечены, а, значит, наиболее уязвимы. Таких «бедных людей» обмануть легче всего; те и пикнуть, что называется, не успеют.
Чаще всего снимают деньги с банковских карточек, которые, как правило, привязаны к телефонному номеру. Мошенник звонит по указанным в объявлении (а указывают, как правило, и маму, и папу) номерам. А после заявляет в отделении мобильного оператора о том, что потерял телефон. Мол, прошу восстановить номер. Сим-карту меняют и тем самым предоставляют доступ к банковскому счёту.
Вариантов подобных афёр, на самом деле великое множество. Главное – найти неравнодушного.
Тогда можно и спамом закидать, и объявление в СМИ дать, и мальчиков с девочками в переходе поставить. Только деньги собирать, пользуясь его документами, на давно умершего ребёнка. Такие себе детские «мёртвые души», на которых можно неплохо разбогатеть.
Дети ведь, пожалуй, единственные, кто вызывает чистые, подлинные эмоции в этом бездушном, отформатированным мире. Вот и пользуются.
Хотя делать это, справедливости ради, всё сложнее. Слишком велика конкуренция, слишком сильна мамона. И главное – неравнодушных всё меньше.
А те, что остались миллиметр за миллиметром, но втягивают по-черепашьи шеи, ускоряя шаг, чтобы не видеть очередное напоминание о смерти, ставшей муторной обыденностью. От неё только и хочется, что отдохнуть, спрятаться.
Но спрятаться в мире некуда – только в себя. В собственное равнодушие, которое, как объяснил Альбер Камю в повести «Посторонний», с одной стороны, есть лучший способ спастись от всех катастроф и страданий мира, а с другой – этот мир уничтожить.
Ведь убивают не болезни и люди. Убивает, прежде всего, равнодушие.
