Сегодня в «Беседах о литературе» №5 представлены роман-победитель премии «Большая книга», интеллектуальный детектив от знакового севастопольского автора, лучший американский роман последней четверти двадцатого века, сборник суровых крымских рассказов и наш ответ Бегбедеру.
Михаил Шишкин – Письмовник.
Виктор Лановенко – Книга без фотографий.
Кормак Маккарти – Кровавый меридиан.
Владимир Сорокин – Пыль на погонах.
Юлия Дубчак – Пациенты любви.
Напомним, что вышли в свет книги и самого Платона Беседина. Роман «Книга Греха» вы можете приобрести в информационном супермаркете «Атриум» или заказать на “Yakaboo”, антологию «Станция Рай», в которую вошли 5 рассказов Платона Беседина, – так же в «Атриуме» и на “Ozon”.
Возможно, у Вас есть, что сообщить о литературных новинках. Присылайте свои рукописи и книги, отзывы и рецензии, предложения и мнения, жалобы и претензии Платону Беседину на электронный адрес platon.besedin@yandex.ru.
Российский критик Михаил Ганин в одной из рецензий написал: «В современной русской литературе есть Шишкин и остальные». Несколько утрировано, конечно, но не лишено истины.
Михаил Шишкин – он из тех писателей, кто, по Владимиру Сорокину, рождён для получения премий – обладатель всех знаковых литературных наград: «Русский Букер», «Большая книга», «Национальный бестселлер». Это тот случай, когда интеллектуальная литература, во-первых, гармонично совмещает наследие великой классики с современными тенденциями, а, во-вторых, пользуется спросом у широкого круга читателей.
Последний роман Шишкина «Письмовник», пожалуй, наиболее доступное для понимания произведение автора. Хотя в нём, конечно, по обыкновению хватает скрытых аллюзий и философских сентенций.
«Письмовник» – роман в письмах. Саша и Саша пишут друг другу. Казалось бы, всё та же история: влюблённая девушка пишет своему суженому на фронт, а он отвечает взаимностью. Ирония заключается в том, что письма эти из разных эпох. И вместо диалога читатель получает два монолога, две параллельные прямые, которые, кажется, вот-вот должны соприкоснуться вопреки всем законам геометрии. Они и, правда, соприкасаются, – чудо происходит – но точкой соприкосновения становится смерть.
Михаил Шишкин, кажется, «любит слова до одури, а они ещё за его спиной перемигиваются». «Письмовник» напоминает древний сакральный текст, где, в общем-то, обычные буквы, слова и предложения несут в себе особую мелодию. Эта мелодия рафинированного безумия есть музыка смерти, которая, как говорил Шаброль, «для каждого из нас одна-единственная, а мелодий жизни множество».
Шишкин вообще такой себе Ганнибал Лектор от литературы. Помните первую сцену в «Красном драконе»? Званый ужин, классическая музыка, мужчины во фраках, дамы в платьях, всё чистенько, гладенько, гости уходят, и на тебе – ножом под рёбра. Всё то же самое, только в соседней комнате, как в мясных рядах, на столах голень, надпочечники, бёдра, ошеек – человечина. Челюсти сомкнулись. Кушать подано.
И накатывает тошнота, не рокантеновская, а самая, что ни на есть, физиологическая. Появляется терпкое чувство
брезгливости от мерзостей, воспетых в столь изящной, даже возвышенной манере.
Любопытно, что фокус этот работает и в обратном направлении, когда на безжизненных деревьях восходят зелёные ростки новой жизни.
С «Письмовником» складывается именно такая история. Это самый жизненный роман о смерти. Она везде, она повсюду – в людях, судьбах, книгах и даже в чернилах. Письмена смерти, начертанные в Книге Жизни. «Златоусты всех времён и народов утверждали, что письмо не знает смерти, и я им верил – ведь это единственное средство общения мёртвых, живых и ещё не родившихся».
И в этом насмешливом зеркале смерти, покрытом жирным налётом липкой бессмысленности, вопреки всему отражаются модусы уродливой жизни, в которой кровавая русско-китайская война, оскалившаяся ухмылкой андреевского Красного Смеха, соседствует с семейными драмами, жизненными трагедиями, когда «хочется прожить последние дни с достоинством, но о каком достоинстве может идти речь, когда такие боли. Ужасно даже не то, что теряешь человеческий облик, а то, что становится всё равно».
«Письмовник» – литературная интерпретация моцартовского «Реквием». Михаилу Шишкину нравится создавать мелодию, но ещё больше, кажется, ему «нравится в финале душить музыку в кулаке».
Саша в одном из писем написал: «Перечитал и задал себе этот вопрос: зачем я записал все эти ужасы?» И, правда, зачем? Уверен, сам Михаил Шишкин знает ответ, а нам остаётся только сопереживать. И содрогаться.
Привет отцу Брауну
Автор: Виктор Лановенко.
Название: «Отара для волка».
Жанр: роман и рассказы.
Издательство: Севастополь: «Дельта», 2008.
То, что люди перестали читать, – факт насколько общеизвестный, настолько и прискорбный. Последние исследования показывают, что книгами интересуется один украинец из четырёх. Ну а если и читают, – тоже ведь не секрет – то низкосортную литературу. Например, дамские романы и детективы.
По первым не скажу, а вот со вторым, как говорится, ситуация неоднозначная. Ведь детективы детективам рознь. Например, чего только стоит цикл рассказов Гилберта Честертона про отца Брауна. Ну а из более свежих примеров можно назвать роман «Отара для волка» севастопольского прозаика Виктора Лановенко.
Человек он в литературе достаточно известный. Победитель международного конкурса «Согласование времён». Публиковался в «толстых» литературных журналах. Но это всё звания, главное, что пишет Лановенко достойно. Его прозе свойственна особая цельность интонации, появляющаяся тогда, когда наличие материала для беседы сочетается с умением говорить. «Отара для волка» - тому прекрасное доказательство.
Библейское «Идите! Я посылаю вас, как агнцев среди волков…» Лановенко истолковал по-своему, написав интеллектуальный, отчасти философский детектив.
Начинается он с места в карьер: известный журналист Эдик Поспелов получает задание написать в газету о болезни двух известных медийных персон. За солидный гонорар, конечно. Персоны, действительно, больны, а Эдик, к несчастью, оказывается человеком любопытным и потому начинает «рыть» в поисках фактов и зацепок. Трагически погибают люди, да и самому журналисту обещают скорую смерть. Истина, конечно же, покрыта мраком тайны.
И вот постепенно из этого мрака начинают сначала выступать контуры и силуэты, а потом, собственно, появляются сами люди. Персонажей Лановенко с точки зрения схематики выбрал весьма стандартных: майор милиции (Резин) и вор-рецидивист (Танцор). Но вот их типажи, характеры выписаны прекрасно. Это не просто - как часто бывает в детективах – картонные фигуры, которыми автор манипулирует для развития сюжета, а полноценные личности со своими особыми судьбами.
А судеб хватает: здесь и фармацевтический магнат, и нечистый на руку чиновник, и образцовые «братки» из девяностых. Всё это закручено и спаяно в увлекательный, лихой сюжет, который держит читателя в напряжении от первой до последней страницы (в данном случае этого штампа не избежать). Достаточно сказать, что в центре повествования таинственный медицинский препарат, вызывающий необратимые мутации и предназначенный для «сильных мира сего». Есть, конечно же, и классический любовный треугольник, но прописанный по-новому, с особым писательским шармом.
В общем, достоинств у «Отары для волка» хватает. Одно из них, несомненно, лёгкий, сочный слог автора, позволяющий ему органично встраивать в, казалось бы, развлекательный текст мудрые философские сентенции и тонкие жизненные наблюдения. Как результат, – не зря вначале я вспомнил Честертона – получается не только интересно, но и полезно.
Есть «пища для ума» и тем, кто априори говорит своё «фи» детективу как жанру, а предпочитает исключительно серьёзную литературу. К роману в книге прилагаются два отличных рассказа: «Соучастник» (за эту семейную сагу Лановенко получил премию) и «Проездом» (пронзительно трогательная история о супругах и детдомовце).
Книга Виктора Лановенко, собственно, тем и хороша, что, во-первых, легко читается, а, во-вторых, обладает приятным послевкусием, появляющимся тогда, когда имеешь дело с действительно первоклассной литературой.
Бог, кровь, скальпы
Автор: Кормак Маккарти.
Название: «Кровавый меридиан, или Закатный багрянец на западе».
Жанр: роман.
Издательство: М.: Азбука-Аттикус, 2012.
Где купить: сеть магазинов «Гала» - 87 грн.; «Гала» - 78 грн.; “Xbooks” – 85 грн.
На русском языке Кормака Маккарти стали издавать после успеха фильмов «Дорога» и – в особенности – оскароносного «Старикам здесь не место» братьев Коэнов, поставленных по его одноимённым произведениям. Но эти книги были после. Первую же серьёзную известность Маккарти принёс роман 1985 года «Кровавый меридиан, или Закатный багрянец на западе».
Как и более известные книги Маккарти, текст «Кровавого меридиана» – готовый киносценарий. Бери и снимай. Даже диалоги в романе словно прописаны для голливудского вестерна. Читаешь и видишь лицо Джона Уэйна или Клинта Иствуда.
«Рука сильно болит?
Тот прижал её к груди.
Бывало и хуже».
Именно так: без прямой речи, тире или двоеточий. Из знаков препинаний Маккарти использует только точки, запятые и – редко – знаки восклицания и вопроса. Язык минималистичен, лаконичен и сух. Это, правда, не мешает Маккарти создавать яркие, порой фотографические образы: «Отец лежит пьяный и бормочет стихи поэтов, чьи имена позабыты». Пространные размышления и затянувшиеся рефлексии сведены к нулю.
Проза Маккарти – классический образец стиля “action”, столь любимого американским авторами. Динамичный текст, разжимающийся как пружина, чтобы ударить в финале. Никаких передышек – только движение. Маккарти вообще очень любит интерпретировать гомеровский сюжет: его герои постоянно куда-то идут, что-то ищут, к чему-то стремятся.
В центре повествования шестнадцатилетний парень, который в тексте обозначен просто как «малец». Мать рано умерла, отец – никчёмный учитель. Малец уходит из дома в большой мир, попадая в местность между Мексикой и Америкой (Фронтир), где борются за выживание негры, мексиканцы, индейцы и белые американцы. Роман основан на реальных событиях, которые происходили на техасско-мексиканской границе в 1848–1849 годах, когда губернатор мексиканской провинции нанял некоего Джона Глэнтона, которому обещал платить по сто долларов за скальп.
Малец оказывается в разношёрстном войске головорезов, охотников за скальпами, которые должны – при поддержке губернатора Калифорнии – очистить местность от индейцев и мексиканцев; такие себе американские крестоносцы.
Остальные персонажи им под стать. Тут тебе и сумасшедшие проповедники, и одинокие отшельники, и нечистоплотные священники, и бывший работорговец, чья любимая игрушка – засушенное сердце негра. Есть даже сам Сатана – абсолютно лысый, высоченный судья Холден, любящий цитировать античных классиков и распоряжающийся судьбой людей по своему усмотрению. Такие себе ветхозаветные бандитские разборки за территорию. Всё это выписано детально, на грани смакования, и под конец книги обилие жестоких, беспощадных сцен – содержание романа под стать названию, вот-вот руки, листающие страницы, станут липкими от крови – создаёт эффект перенасыщенности, когда к чудовищным вещам сначала привыкаешь, а потом начинаешь скучать.
И если в «Дороге» атмосфера абсолютной безысходности, а в «Старикам здесь не место» нервного напряжения, держали читателя, как рэкетир должника за горло, то в «Кровавом меридиане» авторская хватка несколько ослабла.
Однако, не смотря на кажущуюся простоту и недостаточную концентрацию, Кормаку Маккарти удалось создать не просто очередной кровавый вестерн, а своеобразную притчу о человеческой жестокости и алчности. Он написал текст, напоминающий на медицинское обследование. Жалобы, анализы (конечно, с кровопусканием), изучение результатов и, наконец, диагноз. К сожалению, неутешительный. Впрочем, как говорил ещё один классик, «литература не может защитить ото зла, но может его описать». И это Кормаку Маккарти в «Кровавом меридиане» удалось блестяще.
Конкретные конструкции
Автор: Владимир Сорокин.
Название: «Пыль на погонах».
Жанр: сборник рассказов.
Издательство: Симферополь: «Бизнес-Информ», 2006.
Писать рассказы – дело неблагодарное. Издателям подавай «кирпичи» романов. Между тем, написать хороший рассказ, по мнению классика, гораздо сложнее, чем хороший роман. Если в беге на большую дистанцию можно взять передышку, то на коротких отрезках необходима максимальная концентрация, тут нельзя допускать ошибок. Слабые места в рассказах не спрятать за пластами текста, все детали должны быть идеальны. Пожалуй, именно рассказ – показатель мастерства писателя. Тем любопытнее их читать.
Прочесть прозу крымского автора Владимира Сорокина – почти полного тёзку классика постмодернитской прозы – мне настоятельно посоветовали. И вручили его сборник рассказов «Пыль на погонах», где большинство героев и сюжетов, под стать названию, связано либо с армией, либо с деревней. Выпадает разве что самое большое произведение «Балбесова гора», чем-то напоминающее творчество Жюль Верна и детективную серию Энид Блайтон «Пять юных сыщиков и верный пёс», а так сугубо суровая проза.
Язык Сорокина сух, лапидарен, без каких-либо вычурных изысков. Всё достаточно просто и местами угловато. Впрочем, странно было бы читать подобные зарисовки, написанные, к примеру, языком Иличевского или Славниковой.
Конкретика с первых строк: «У Петра Николаевича было скверное настроение. Петру Николаевичу хотелось выпить». Именно так, с места в карьер, начинается практически каждый рассказ сборника. Это пример – удачный или нет, зависит, скорее, от настроения – первой ударной фразы, которая призвана сразу же захватить, увлечь читателя. Далее – то же «письмо молотом»: ожидать языковых сюрпризов и метафизических рефлексий (разве что по-казарменному скупых, как в рассказе «Комбат») не приходится. Подчас действующие герои кажутся «картонными», как кубики, необходимые для построения задуманной фигуры. Тем не менее, Владимир Сорокин смог эту схематичность соотнести с жизненностью, как, например, в наиболее ярких рассказах «Пахарь» и «Кинг Конг», где в армейском контексте удачно интерпретируется извечное противостояние «человек – система».
«Пыль на погонах» из тех книг, которые, читая на ночь, всё хочешь отложить, потому что завтра рано вставать, но никак не отложишь, а желание читать до последней страницы – сегодня гораздо большее достоинство, чем кажется на первый взгляд. Владимир Сорокин сумел сделать свои тексты захватывающими, не скатившись в детективную пошлость из серии «всё по 10 грн.», а, наоборот, сохранил интерконтекстуальность прозы. Это возможно, пожалуй, лишь тогда, когда автор не только знает, но и чувствует темы, с которыми работает.
Написав «Пыль на погонах», Владимир Сорокин, по сути, поставил интересный опыт: из в общем-то угловатых, топорных деталей он собрал достаточно любопытную отточенную конструкцию, которая, оживлённая магией творчества, мало того, что оказалась весьма интересна для наблюдения, но и трансформировала свои составляющие, облагородив их формы.
Пиши, как Бегбедер
Автор: Юлия Дубчак.
Название: «Пациенты любви».
Жанр: роман в дневниках.
Издательство: Донецк: «Лебедь», 2012.
Есть такой фильм «Играй, как Бекхэм». Впору снимать новый – «Пиши, как Бегбедер». Вполне возможно, что Фредерик сделает это сам.
Число подражателей Бегбедера растёт. Его лавры не дают авторам покоя. Бегбедер, как истинный селебрити, сумел превратить свою жизнь не только в профессию, но и в часть мирового информационного пространства. Его книги – почти что дневники, где Марк-Октав-Фредерик интерпретирует свою биографию, полную душевных терзаний, алкогольных возлияний и любовных драм.
Не знаю, руководствовалась ли этим украинка Юлия Дубчак, создавая роман «Пациенты любви», но небритый лик Бегбедера явственно ощущается на страницах. Это пятая книга автора, «книга о любви, страхе и одиночестве». И это, несмотря на общность фразы, весьма верное определение.
Жизнь у Аси (так зовут рассказчицу), прямо скажем, не складывается. И виноваты, конечно же, мужчины. Те ещё паразиты, «необоснованно гордящиеся своими сперматозоидами и их производными».
Впрочем, Асю понять можно. Одиночеством, как и свободой, надо уметь пользоваться. У Аси есть муж, которого она любит «свято, слепо и бесцеремонно, не оглядываясь назад и не заглядывая вперёд», но проблема в другом. В близости к идеалу. Когда вроде бы всё хорошо и вроде бы всё в порядке, но при этом устаёшь жить в почти идеальном мире. Хочется ещё лучше. «Нашу семью сожрал далеко не быт, а его относительная налаженность. Когда ты не нуждаешься в куске хлеба, у тебя остаётся чересчур много времени, чтобы размышлять о куске мифического счастья», – выносит приговор Ася и находит выход, опробованный поколениями, – заводит любовника.
Им оказывается хирург Игорь. С виду отличный вариант – рафинированный, уверенный в себе зрелый мужчина. Но на поверку он оказывается комплексующим неудачником, главный страх которого – не дать «окольцевать» себя в третий раз. И когда первая страсть сходит, как мода на суши, история повторяется, и появляются те же, что и с мужем, проблемы.
Второй дневник, написанный уже Игорем, – «два дневника об одном чувстве» – пожалуй, уже и не имеет значения, так как отчасти – и по стилю, и по метафизике – сильно напоминает дневник Аси. Не лишённый любопытных поворотов сюжета, он приторен своей комплиментарностью в адрес не рассказчицы даже, а лично автора.
Язык «Пациентов любви» сильно напоминает, а местами едва ли не цитирует, Бегбедера («чтобы не сойти к утру с ума, я начинаю с вечера пить») с его склонностью к отточенности фраз, похожих на иглы для акупунктуры. Тут важно не скатиться в общность, а следом и в пошлость, но Дубчак, к сожалению, это удалось лишь отчасти. К тому же текст полностью состоит из таких фраз-приговоров всему и вся. Отсюда и ощущение даже не «живого журнала», а ленты фейсбука или вконтакте.
Сходство с творчеством Бегбедера помимо тематики, стилистики, сюжета, структуры усиливает и авторское отношение к миру. Местами, а порой и страницами не покидает мысль, что читаешь женский журнал на тему «Любовь живёт три года». «Жаль, что я не хирург, чтобы отсекать всё лишнее», – пишет Ася. И, правда, действительно жаль.
Из-за фанфаронства Бегбедера всё чаще перестают принимать всерьёз как писателя, но, между тем, за его мишурой и глянцем скрывается, собственно, то, что во многом создаёт художественное произведение, – цельность интонации.
Впрочем, с Юлией Дубчак, как и с Бегбедером, всё не так уж и просто. «Пациенты любви» не лишены достоинств. В ворохе фраз можно найти весьма любопытные максимы. «До определённого возраста каждая новая женщина у мужчины лучше предыдущей. Но лишь до тех пор, пока он сам становится лучше». Текст всё же лёгок, но не легковесен. Юлия Дубчак сумела воссоздать оригинальную карту мира, фокусируя её в текст через особую линзу женской интуиции.
«Пациенты любви» рекомендованы мужчинам и женщинам, не склонным к «заумным» литературным изыскам, в качестве увлекательной истории общей болезни, когда «расстаются так же, как и поженились: не понимая толком почему».
Лики смерти 
Привет отцу Брауну
Автор: Кормак Маккарти. 
Автор: Юлия Дубчак.