НОВОСТИ

2 июня 2017

Беседы о литературе: книжное обозрение №6

13:1521.09.2012г.

Сегодня в «Беседах о литературе» №6 Платон Беседин представляет первый в России роман о дэнжерологах, два сборника рассказов знаковых крымских авторов, мировой бестселлер и записки в прозе немецкого психиатра. 

Платон Беседин - автор романа «Книга Греха», сборника рассказов «Станция Рай». Десятки публикаций в периодических и «толстожурнальных» изданиях России, Украины, США, Израиля, Германии.

Произведения Беседина переведены на немецкий, украинский и белорусский языки.

Победитель, финалист, листер конкурсов «Активация слова», «Дебют», «Согласование времён», «Славянские традиции» и др.

Куратор «липкинского» Форума молодых писателей в Украине. 


Сплошные загадки

Автор: Алексей Маврин
Название: «Псоглавцы»
Жанр: роман 



«Псоглавцы» Алексея Маврина – первая в России книга о дэнжерологах. Этот жутковатый саспенс позиционируется как российский ответ Стивену Кингу. Но, несмотря на новаторство, роман продавался весьма средне до тех пор, пока издатели ни объявили, что на самом деле его написал совсем другой Алексей – Иванов, автор бестселлеров «Золото бунта» и «Сердце Пармы». 

По сути «Псоглавцы» – готовый сценарий для качественного триллера. Трое блоггеров получают письмо от музейного фонда NASS. Им необходимо отправиться в деревню Калитино, где находится старинный храм с редкой фреской, на которой Святой Христофор, несмотря на запрет Церкви, изображён с пёсьей головой. Блоггеры должны снять фреску, а также изучить, какие поведенческие реакции вызовет её исчезновение. 

По дороге в Калитино они встречают странную девушку, которая истошно кричит: «Не ходите туда!». В общем, стандартное начало для стандартного хоррора вроде «Поворота не туда». 

Тем не менее, несмотря на голливудские штампы, «Псоглавцы» относятся к той редкой категории книг, которые вопреки первоначальному скепсису постепенно завоёвывают внимание читателя. Роман читается без придыхания, но на одном дыхании. Во многом благодаря лёгкой, сочной манере письма. Плюс динамичный сюжет, органично подчёркнутый стилем повествования. 

Читая «Псоглавцев» ловишь себя на ощущении, что Иванов решил увязать воедино все трендовые явления современной литературы. Роман, в частности, содержит обязательные атрибуты бульварного чтива: неубедительная любовная линия и предсказуемое вероломное предательство. С другой стороны его можно назвать и культорологическим детективом в духе какого-нибудь Дэна Брауна, и фэнтезийной мистикой, и псевдодокументалистикой, на манер Умберто Эко, когда реальные факты искусно переплетаются с вымыслом. При этом автор старается подчеркнуть сугубую реалистичность происходящего. Не зря местом событий выбрана захудалая российская деревенька вроде той, что изобразил Роман Сенчин в «Елтышевых». И это не воспетое «деревенщиками» сакральное место, а «чёрная дыра», где в абсолютном хаосе на фоне вечно горящих торфяников копошатся зверочеловеки. 

К сожалению, взвалив на себя задачу написать многогранный роман, Иванов не стал копать глубоко, а пробежал по верхам. Ближе к концу подобная схематичность сбивает темп, а он в «Псоглавцах» едва ли не первостепенен. Отсюда, собственно, и не слишком убедительный финал романа. 

Тем удивительнее смотрятся слова на обложке книги:  «Стивен Кинг в гостях у Алексея Иванова». И если с Ивановым всё понятно, то с Кингом далеко не так однозначно. У американского классика, несмотря на кажущуюся простоту формы, есть стержень, на который нанизываются остальные компоненты, необходимые для по-настоящему качественной прозы. Стержень этот – рафинированное безумие, в которое, как ловец жемчуга, погружается читатель. «Псоглавцы» же скорее напоминают даже не изнанку безумия, а его разрисованный задник. 

И дело тут не в попкорновой форме подачи материала, а в недостаточной метафизической концентрации текста. Авторская концепция формирования мира культурой звучит не слишком убедительно, прежде всего, из-за отсутствия синхронизации между яркими, но разрозненными элементами. К концу повествования «Псоглавцы» распадаются на отдельные компоненты, не оставляя в читателе ощущения целостности художественного произведения. И загадка оказывается интереснее разгадки. 

Поэтому достойный ответ на поставленную Ивановым загадку придётся искать самому читателю. Иначе однажды можно обнаружить себя с пёсьей головой, стоящим посредине апокалипсического Калитино, когда-то называвшегося Россией. 


Бесконечная история

Автор: Александр Волков 
Название: Чужой 
Жанр: сборник рассказов

Если взять за основу расхожий постулат, что у прозы мужское лицо, то за прозу севастопольского автора Александра Волкова хорошо выходить замуж: обстоятельная, конкретная, ладная. Единственный риск –  можно заскучать. Порой в литературе, как и в любовных играх, хочется попробовать какую-нибудь новую камасутринку. Впрочем, это, как говорится, на любителя.

Редко, на самом деле, когда, читая рассказы, встретишь абсолютно ровные по письму и равные по уровню мастерства тексты. В данном контексте сборник рассказов «Чужой» Александра Волкова – исключение, лишь подтверждающее правило: все рассказы написаны на одном уровне мастерства, имеют одно настроение и выполнены в одних и тех же, тёмно-серых, тонах. Порой складывалось впечатление, что перед автором стояла задача написать вариации на заданную тему. 

Тема эта – наше в ненашем: наши люди в ненашей жизни, наши дружеские и супружеские связи, что делают ненашими. И это метафизически роднит лирического героя Волкова с героями Сэлинджера, в частности, с Холденом Колдфилдом. Хотя внешне они два разных человека. Колдфилд – молодой парень, только начинающий жить, герой Волкова – человек опытный, уже поживший. 

Это, как правило, седовласый, короткостриженный мужчина за сорок пять, спортивного телосложения, связанный с контактным видом спорта вроде бокса или карате, бывший военный – в общем, такой себе Шварценеггер на пенсии. 
Однако, не смотря на скалоподобную внешность и обустроенность быта, герой Волкова, а в двадцати рассказах он практически один и тот же, как и подросток Колдфилд, не может найти себя в жизни, чувствуя отчуждённость от пустого мира ловцов удачи. 

Пишет Волков, что называется, как учили: подлежащее, сказуемое, дополнение, обстоятельство, определение. Инверсий ждать не приходится. Как и не приходится ждать ярких стилевых открытий. Любителям Платонова или Хармса не беспокоить. 

Структура рассказов – под стать языку. Волков педантично, в строго установленном порядке, обстоятельно описывает действия, обстановку, ощущения. Это абсолютно правильные, чётко сработанные тексты, похожие на снаряды, которыми методично заряжают в читателя. 

Подобная простота во многом объясняется тем, что Александр Волков прекрасно осознаёт, кто его читатель. Это такая себе «пацанская проза», но не пацански задорная, как, например, у Прилепина, а проза суровая для пацанов повзрослевших. 

Любопытно, что в большинстве рассказов из сборника «Чужой» отсутствует кульминация. Развивалась история, набирала обороты, а затем, дойдя до пиковой точки, незаметно, как бы между делом, пошла на убыль, словно и не начиналась. В самой ситуации, конечно, нет ничего необычного. Подобную прозу пишет, например, Дмитрий Данилов, но у него сам сюжет условен. 

Проза же Волкова, наоборот, сюжетна. Автор классически, по стандартным лекалам рассказывает историю. Ради неё, собственно, всё и создавалось. Герои – лишь её носители. Они рассказывают свои собственные истории, но при этом связаны историей общей, через которую автор пытается донести свой эмоциональный заряд и некое знание о жизни. Эта своеобразная матрёшка и есть главная особенность рассказов Александра Волкова. Читатель как бы одновременно знает и не знает, когда наступает финал, а потому пребывает в непрерывном ощущении развития сюжета, который, подходя к концу, незаметно переменив форму, начинается снова.

Именно такое ощущение бесконечного реверса держит внимание до последней страницы. Проза Волкова, словно уроборос, замыкается и создаёт обособленное пространство, в котором находится и сам автор, обречённый быть внутри повествования, быть им, снова и снова пытаясь разобраться, а есть ли здесь что-то ещё, кроме историй.


Библия, поп-версия

Автор: Бернар Вербер
Название: Звёздная бабочка
Жанр: роман



Французский (хотя правильнее сказать – еврейский) автор из Тулузы Бернар Вербер один из тех писателей, кто балансирует между масскультом и претензиями на интеллектуальную литературу. Одни называют его книги непритязательным фастфудом, другие – сложными философскими и психологическими полотнами. Подобные споры лишь благоприятствуют росту тиражей Вербера. Его книги вот уже десяток лет раскупают, как марлевые повязки во время «свиного гриппа», а сам он спорит с Мишелем Уэльбеком и Фредериком Бегбедером за титул наиболее известного писателя Франции. 

Русских читателей у Вербера множество, поэтому его книги, видимо, переводят в большой спешке. Иначе, чем объяснить такое дикое количество штампов на одну страницу? Ведь, согласно «Википедии», «романы Вербера тонко связаны со структурой и особенностями французского языка, поэтому при переводе его книг на другие языки многое теряется». Свежо предание, да верится с трудом.

Роман «Звёздная бабочка» можно смело использовать в качестве отличной иллюстрации к злоупотреблению канцеляризмами и штампами. Если кофе, то обязательно обжигающе горячий, если смотреть, то зачарованно, если затягиваться сигаретой, то жадно. Если миллиардер, то болен раком в конечной стадии, и никакие деньги не помогут. Если гениальный изобретатель, то обязательно рассеянный мечтатель. Диалоги из той же серии:

«– Слишком поздно.
- Никогда не бывает слишком поздно».

То ли переводчик (в случае «Звёздной бабочки» это был некий А. Дадыкин) спешил, то ли обвинения Вербера в примитивизме не лишены оснований. Впрочем, язык – не главный козырь француза. Дело, как говорят почитатели, в лихо закрученном сюжете.

Холостой Ив Крамер работает в фирме по освоению космоса. В один совсем не прекрасный день он сбивает известную яхтсменку Элизабет. Она становится инвалидом и, прикованная на всю жизнь к коляске, уходит в запой. Ив, терзаемый совестью, берёт годичный отпуск, во время которого решает изучить работы отца по созданию космического парусника. Яблочко от яблони, и Крамер-младший доводит отцовскую идею до победного конца – создаёт проект космического парусника, чтобы лететь на другую планету, прочь с обречённой Земли. В родной фирме это не находит отклика, но вот больной раком миллиардер Габриэль Макнамара соглашается финансировать Ива. 

Так создаётся парусник «Звёздная бабочка». Это, по сути, свой изолированный мир, планета, где есть леса, озёра, города и 144 тысячи людей, специально отобранных для полёта. Капитаном уговаривают быть Элизабет, которая позже – можно было и не сомневаться – станет возлюбленной Ива и, конечно же, начнёт ходить.

Отлёту «Бабочки» пытается воспрепятствовать правительство, и толпы полицейских атакуют парусник. Вообразить это сражение, конечно, непросто, да и лучше не воображать, потому что здравой и не здравой логике оно не поддаётся. Но «Бабочка» должна была улететь, иначе книгу Вербера можно было бы заканчивать. Наверное, поэтому автор забывает о пушках, ракетах, самолётах, которыми почему-то не воспользовались власти.

Подобных несостыковок и, прямо скажем, комических мест в романе хватает. Например, Ив делает искусственное дыхание Элизабет в открытом космосе, куда она вышла для того, чтобы в одиночку попытаться развернуть парус «Бабочки». 

Столь эпичные моменты щедро приправлены философией в духе женских журналов и ну очень явными аналогиями. 

«Звёздная бабочка» является интерпретацией библейского сюжета. В конце романа, когда на новую планету всё же удаётся высадиться, девочка Эиа, полученная генетическим клонированием из ребра умирающего отца, называет предков истинными именами. Элизабет оказывается Лилит, Ив – Яхве, Адриан – Адамом, Сатин – Сатаной. Цифра в 144 тысячи также взята Вербером не случайно; как пророчествовал Иоанн Богослов о праведниках во время Апокалипсиса: «И я слышал число запечатленных: запечатленных было сто сорок четыре тысячи из всех колен сынов Израиле». 

Порождённый мечтой создателя, проект является моделью нового мира, который априори обречён на провал. То, что начиналось как утопическая мечта, видоизменяется и рушится, изуродованное грехом. История повторяется, и в рай входят пороки и страсти, меняя суть людей и структуру мира. 

Главная эмоция от прочтения «Звёздной бабочки» Бернара Вербера – удивление. Удивляешься автору, создающему столь вторичный продукт. Удивляешься читателям, готовым его потреблять. И, наконец, удивляешься героям, которые так и не поняли, что у них не могло быть никакой иной задачи, кроме тщетной попытки построить царство Божие на земле.


Для чего строят песочные замки 

Автор: Александр Грановский 
Название: Анжелюс 
Жанр: сборник рассказов



В литературе есть любопытная дефиниция – «психологическая проза». Говоря о её представителях, называют, к примеру, Жан-Поля Сартра, Раймонда Карвера или Хьюберта Селби. В прозе русской монолитом возвышается Фёдор Достоевский. 
Рассказы крымчанина Александра Грановского – психологическая проза иного рода: это синтез искусства литературы и науки психологии. Начинаясь в классическом стиле, медленно, вязко, она раскручивается как маховик, перетекая в отчасти джойсовский поток сознания, уследить за которым неопытному читателю будет достаточно сложно. От прозы Грановского нельзя отвлекаться – должна выдерживаться предельная концентрация, чтобы не увязнуть в болоте сознания и суметь найти точки опоры, так как небольшие по объёму рассказы представляют собой масштабные по метафизике сюрреалистические полотна.

Наверное, не случайно изображение Сальвадора Дали на обложке книги, а также авторское посвящение музе, жене Галине (читай Гала). Сам Дали также присутствует в сборнике: в заглавном рассказе «Анжелюс» он лечится крымскими грязями, на которых и знакомится с главным персонажем. 

Впрочем, размышлять о персонажах в прозе Грановского не совсем верно. Это скорее идентификаторы и катализаторы читательского сознания, запускающие в действие сознательные и подсознательные процессы. 
Поэтому чтение рассказов из сборника «Анжелюс» во многом напоминает приём у психиатра: он демонстрирует вам различные картинки с абстракциями, а вы должны увидеть и назвать сугубо своё, личное. Это своего рода деформация устойчивой призмы восприятия обыденного мира. 

Происходит изменение физических и метафизических явлений в эффекте читательской визуализации, так как автор посылает текстуальные колебания разной амплитуды. В рассказе «Линза», например, стандартная ситуация с умирающим человеком и группой его товарищей перерастает в кунсткамеру духовных уродств.  При этом изменяется не только призма восприятия мира, но ткань самого текста: ритмика, структура, стилистика. 

Рассказы из сборника «Анжелюс» нарочито интертекстуальны. Чувствуется влияние и магического реализма, и постмодернизма, и даже американского эротизма в духе Генри Миллера. 

Всё это напоминает неконтролируемый поток сознания, который стихийно возникает из маленькой бреши в плотине реальности и перерастает в наводнение, поглощающее прежние ценности. Однако полагаю, это всё же намеренная видимость неуправляемости, определённая дань постмодернизму. Грановский как бы экспериментирует с уничтожением атрибутов времени и пространства, тем самым нивелируя единство и борьбу противоположностей и погружая читателя отчасти в гипнотическое состояние. 

Как и Виктор Пелевин, он во многом старается, будто гностик, разрушить идеи и смыслы, возведя на их руинах новую метафизику совершенного, по его мнению, мира. 

В случае сборника «Анжелюс» это скорее напоминает не тщетную попытку возвести Царство Божие на земле, а маниакальное желание строить песочные замки. Впрочем, песочные замки строят не для чего-то. Их просто строят. Для себя. Почему бы и нет? Особенно, если желания совпадают с возможностями. 


Хроника болезни в обители зла

Автор: Джон Маверик
Название: Маленькое волшебство
Жанр: сборник рассказов 



Джон Маверик, Джон Маверик… имя этого автора можно раскатать на языке, как древний свиток. Первое впечатление от прочтения его сборника рассказов «Маленькое волшебство» – классическая литература в современной трактовке. Очевидна авторская инициация Достоевским, но аллюзии рождаются скорее на Нормана Мейлера и Джэрома Дэвида Сэлинджера. Правда, авторский стиль здесь, безусловно, не столь ярок и убедителен. 

Куда более любопытной выглядит схематика произведений Маверика, напоминающих компьютерную игру. Можно даже определить её разновидность – РПГ, где доминирующим фактором является так называемый рост героя: он страница за страницей повышает свой статус, набирая очки опыта и получая новые умения. Занятно, что данное ощущение усиливает тот факт, что чаще других в названиях и текстах  встречаются смысловые и лексические вариации слова «маленький» и «расти».   

Из компьютерных игр первой на ум приходит Resident Evil. Да, скромный антураж, да, на первый взгляд банальный сюжет, но вопреки законам логики текст держит читательское внимание так плотно, словно уже вклинился в сознание. 
«Ну зачем я открыл этот ящик Пандоры?» – восклицает герой рассказа «Я, Шахерезада». Ощущение от чтения прозы Джона Маверика складывается именно такое: сначала – сомнительно-настороженное, а позже – удивлённо-ошарашенное. Не знаешь, что за дверью, какую ещё головоломку предстоит решить, с кем и с чем придётся встретиться в авторском доме кошмаров. 

Текст как квест, текст как паззл для читателя. Он как вирус незаметно интегрируется в читателя; лишённый языковых изысков, написанный местами топорно и угловато, он, наоборот, странным образом использует свои недостатки себе же во благо и постепенно перерастает в занимательную форму безумия. Маверик, будто сумасшедший фармацевт, – хотя в «миру» он психиатр – выдаёт яды за витамины, отравляя читателя. Пожалуй, сборник надо было назвать не маленькое, а безумное волшебство, потому что именно безумием, скрытым и явным, пропитаны рассказы русского немца. 

Автор балансирует на тонкой грани: он рискует скатиться либо в откровенную чернуху, либо в излишний сюр. С другой стороны именно данная смысловая эквилибристика и может увлечь читателя, особенно если она упорядочивается своевременной демонстрацией второй стороны медали, когда белое разбавляет чёрное. 

Встраивая в хлипкий организм обыденности ген безумия, порождающий дальнейшие мутации, наблюдать за которыми достаточно интересно, Джон Маверик создаёт социальный хоррор, постепенно трансформирующийся в занятное размышление о природе человеческих страхов и надежд. Такие себе записки лечащего врача из подполья.   

Платон Беседин

Источник: Новый Севастополь

Новости Статьи Интервью Фото Видео Редакция Реклама