12:4404.03.2008г.
По УЛИЦЕ шел матрос. Не уточняю, чей именно – российский, украинский...
И ел!
Жевал - точнее. Банан. В руке – еще гроздь. На потом, наверное. В общем-то, в молодом человеке, жующем банан в таком тривиальном месте, как штатская улица, нет ничего предосудительного. В стране, где бананы нынче стоят дешевле картофельной ботвы, жевать их не возбраняется никому.
И нигде!
Это когда-то давно, когда наши граждане не употребляли в пищу ничего деликатеснее капустяных кочанчиков, поедание экзотики в общественных местах считалось, по меньшей мере, пижонством. Но не сегодня.
Навстречу матросу шел адмирал. Тоже не уточняю – чей именно. Российский, украинский, английский, чукотский…
В одиночку адмиралы у нас ходят по улицам редко, и этот адмирал тоже не был исключением. Адмирала сопровождали капраз и полковник. Курсы сближались.
Что, по-вашему, должен делать матрос срочной службы (неважно чьей принадлежности) при встрече двух старших офицеров, не говоря уже об адмирале? Правильно. Во-первых, перестать жевать…
Курсы сближались.
Матрос ел. Жевал - точнее. Уже другой банан. Спелые, наверное, оказались.
Что, по-вашему, должен делать офицер в звании, положим, капитана 1 ранга (не говоря уже об адмирале) при встрече на штатской улице матроса срочной службы в изрядно застиранной робе, жующем бананы? Правильно! Во-первых, попытаться проснуться. Ибо подобные сюрреалистичные фантасмагории офицеру в его звании до сих пор могли лишь сниться. Причем, в скверных снах. Во-вторых, убедившись что видение не сон, а самая что ни на есть реальности, удивиться. Для начала – не сильно.
Курсы поравнялись.
Матрос ел.
Курсы схлестнулись и … разошлись.
Матрос…
«Товарищ матрос!..»
Такого в своей долгой жизни и службе капраз еще не видел. И полковник не видел. И тем более, адмирал. И я тоже не видел, но сегодня мое дело – сторона.
Матрос перестал жевать и оглянулся:
«Ччччеее?»
Три взгляда оторопело слились в один. Спокойнее всех смотрелся адмирал. Не при его «пауках» на погонах волноваться по такой мелочи. В его взгляде, скорее, читалось любопытство. Первым нашелся полковник: ну, ладно, дескать, вы, товарищ матрос, меня не замечает, капитана 1 ранга не уважаете, но с адмиралом-то хоть поздоровайтесь!
Матрос на секунду задумался.
«ЗДРАС..ТЕ!..»
Зал притих. Галерка перестала лузгать семечки. Бледный от волнения режиссер принял очередную порцию валидола. Антон Павлович Чехов на том свете посрамлено спрятался за кулисы. Это он-то, наивный, думал, что знаменитая «немая сцена» в его «Ревизоре» останется жить в веках, являя собой символ многозначительной недоказанности в сценическом искусстве! И вдруг средь этого всего «шумного бала» голос: «Верю!» Система Станиславского брызнула лопнувшим мыльным пузырем…
Что было дальше, спросите? А ничего. Как там было у Макаревича: «И поезд пошел своею дорогой, и каждый пошел своей…»
ВООБЩЕ, любому, кому вздумается со стороны понаблюдать за ритуалом уличной встречи двух иных военнослужащих (особенно разных флотов!) нередко будет над чем повеселиться. Прелюбопытнейшее, должен вам доложить, зрелище – хлеба не надо.
Вот они сближаются. Представили? Один, допустим, каптри, второй, положим, старшина. «Срочник» (или контрактник) и сто дней до приказа. Нет, вы не смотрите, что у них между званиями пара-тройка лет в межгалактическом исчислении, на самом деле они - почти ровня. Оба - в ракушках, судьбой тертые и жизнью битые. Знают жизнь, словом. Как облупленную.
До определенной дистанции в поведении ни первого, ни второго ничего необычного не происходит. Ну, идут себе два одиночества в свободное от службы время по нейтральной улице встречными курсами – эка невидаль! И лишь от зрелого глаза человека уже послужившего не укроются все скрытые психологические нюансы этой трогательной встречи.
Первым обычно настораживается младший по воинскому званию. Так, видимо, маленький, но гордый, кораблик встречается на нейтральных океанских просторах с большим кораблем вероятного противника. Еще секунду назад он отважно буравил килем волну и ни о чем скверном не думал. И вот на тебе, блин!..
На сигнальном тихая, но деловая, истерика: «Наблюдаю цель!»
Этого еще не хватало!
«Ну, чего там еще?»
«Корабль, тарщщщ!.. Большой…».
А океан, как всегда, не радует моряков: волна, туман, тьма, мгла и все такое. А радиолокация у кораблика хлипенькая, а потому степень угрозы можно определить лишь посредством визуального контакта, да и то только по силуэту. А на сигнальном мостике тундра по фамилии Иванов (или Иванчук?) и бинокль у него с просроченным сроком годности.
«Большой, говоришь? А классифицировать, не судьба, что ли?»
Сигнальщика уже впятером держат за ноги, он уже на полкорпуса, под отрицательным углом, висит над океаном, а цель все никак не классифицируется. Иванов-Иванчук сплевывает очередную соленую морскую волну, отчаянно сливается с биноклем, бинокль с океаном…
Вот тут-то и наступают самые тягостные мгновения. Дистанция фатально сокращается, силуэт встречного противника уже стеной загораживает горизонт, тикать поздно и срочно требуется решение. Во избежание лобового столкновения.
На «вероятном» уже можно считать клепки на бортах.
«Сигнальщик, клепки считаешь?»
«Считаю, тарщщщ!»
«Сколько!?»
«ТРИ!»
Во, блин!!!
«Точно ТРИ!?»
«Так точно, тарщщщ! КАПТРИ!»
Со лба скатывается холодная капля, способная убить лошадь.
Это на корабли первых рангов нельзя не обращать внимание. Не говоря уже об авианосцах. Порвут!. Во какими частоколами стволов борта ощерены. Звери, а не корабли. А тут-то? Всего-навсего то!
На встречном корабле среднего класса так, впрочем, не считают
«А что это вы, дружище, честь не отдаете? Не хорошо-с как-то получается, дружище, не здорово»
Это на его борту так деликатно написано, а в глазах одни междометия. И прилагательные. Отглаголенные! Причем исключительно сексуального характера. Стволы по бортам уже не просто щерятся, они уже насквозь сверлят нахала своими безжалостными глазницами. От одного лишь этого взгляда хочется загодя распасться на молекулы. От греха подальше.
«Да, я, тарщщщ… В общем, тарщщщ… Не заметил, тарщщ…»
Короче, дальше уже не интересно. Сплошная проза и никакой психологии…
И ВОТ о чем на досуге подумалось. А может быть все дело в слове «честь»? Точнее – в сочетании оного со словом «отдать»? «Отдать честь?!» Как там поручик Кутасов в известном советском фильме «про белых и красных» под пулеметом говорил: «Честь у меня одна, и я ее никому не отдам».
Опять же с сочетанием «отдать честь» связаны и прочие, несколько фривольные, ассоциации. Издержки, так сказать, «великого и могучего» русского (и украинского) языка, помноженные на прямолинейную грубоватость любого мужского социума:
«Товарищ капитан, почему вы не отдали мне честь!?» - «А я ее вчера отдала лейтенанту!!!».
Анекдот-с, так сказать. Бородатый, как пожилой ваххабит, но нестареющий, как, собственно, флотский юмор.
Не знаю, словом, в чем дело. Но вот то, что нею, нашей честью, что-то в последнее время случилось – факт. Низкий поклон Владимиру Семеновичу. Высоцкому. Что он там про слово «честь» говорил?..
Влад РОМАНОВ, наблюдатель жизни