14:2606.12.2011г.
Приезд в Севастополь российского историка, драматурга, киносценариста, телеведущего, автора многих исторических исследований Эдварда Радзинского был проанонсирован отделом по делам прессы и информации Севастопольской городской госадминистрации. Билеты на встречу с гостем в театре имени Луначарского не продавали, а раздавали.
Зал театра был полон. На театральной сцене стояли столик с радиомикрофоном и стулья, что предвещало формат вопросов из зала и, соответственно, ответов Радзинского. Однако почему-то не сложилось. Ведущая вечера представила гостя и председателя СГГА Владимира Яцубу. Последний намекнул с трибуны, что этим приездом в наш город Радзинский открывает серию встреч с севастопольцами, и зал захлопал в ладоши.
Эдвард Радзинский не сел за столик, а занял место у микрофона на стойке и с места в карьер начал свой монолог. Честно отработав 55 минут, он получил из рук Владимира Яцубы картину с видом Севастополя, корзину с цветами и ушел со сцены. Отвечать на вопросы севастопольцев он почему-то не стал.
Зрителям осталось только размышлять над фактами, событиями и подмеченными Радзинским поворотами российской истории, и думать: а что же такого важного пытался донести до зрителей историк?
Наверняка, каждый сделал для себя свой вывод. Мне же остается только представить читателю записанную на диктофон речь Эдварда Радзинского.
"В 20-м году того века наш знаменитый писатель сказал: "Хорошо было Ною. В его жизни был всего один потоп". Мы с вами из страны многих потопов. Здесь на протяжении одной человеческой жизни - 70-ти лет - три раза менялись цивилизации. Царская, большевистская и нынешняя. Причем, каждая объявляла предыдущую ошибкой, заставляла отказываться от своих убеждений, что еще важнее, переписывала историю. При том, иногда по нескольку раз.
Наш знаменитый историк Волкогонов в юности написал книгу о великом Сталине - организаторе всех наших побед. Чтобы во время перестройки написать новую книгу о монстре Сталине и толерантнейшем Ленине. И перед смертью он еще успел написать книгу о монстре Ленине.
Что делать? Для нас история всегда была политикой, обращенной в прошлое. И историк как официант должен был нести блюда, угодные власти и сегодняшнему моменту.
Между тем, история - это карта для мореплавания. И если места, где корабль потерпел кораблекрушение во имя полезнейших политических, патриотических целей, объявляются местами наших побед, то - большая беда для страны. И она как провинившийся школьник будут повторять и повторять невыученный урок.
Только что в России, для примера, был праздник - день единения и согласия, который был приоручен к моменту, когда в далеком 17-м веке закончилась Смута - поляки были изгнаны из Москвы. Действительно, великое событие, действительно, великая радость, если только не знать, чем окончилась Смута.
Дело в том, что Смута - это болезнь государства, это потрясение, когда массы народа бросаются в пучину бедствий. Для чего? Для того, чтобы общество извлекло некоторые уроки, родило новые идеи, которые должны изменить путь истории. Оно должно понять, почему произошла Смута?
Чем кончилась наша Смута? Какой урок извлекло общество? Оно видело клятвопреступление. Сначала бояре целовали крест Борису Годунову, потом убили его потомство, успев целовать крест его сыну. Потом целовали крест лже-Дмитрию, потом убили лже-Дмитрия. Потом был Василий Шуйский, потом предали Василия Шуйского. Общество видело множество измен. Какое-то время оно даже жило без царя, что для России, той Московии, было потрясением, потому что менталитет тех людей был - царь как вотчинник, ему принадлежит эта земля. А люди живущие там, они пришельцы. И как говорил наш историк, этим людям было легче представить страну без народа, чем без царя.
И вот они избирают нового царя. Претендует освободитель земли князь Пожарский. Хитроумный Голицын, заслуженный и летами и опытом и достижениями. Кого изберут?
Изберут 16-летнего отрока, не прославившегося ничем. Более того, умаляющего, чтобы его не избирали. Мать будет просить почти на коленях, чтобы его не избирали, потому что уже видела все эти клятвопреступления. Изберут все-таки этого отрока. Уговорят. Почему? А по одной причине. По причине близости к той исчезнувшей династии, которая уже довела народ до Смуты. Родовые муки Смуты, все эти потрясения кончатся чем? Московия, как ее называли иностранцы, родит того же ребенка - беспощадное азиатское самодержавие и сопутствующее ему крепостное право и обязательное мздоимство.
И уже там, в этом выборе 17-го века мерещатся тени 17-го года. И потому эти мистические. Ипатьевский монастырь, где они будут молить принять царство Михаила Романова. Там же тени Ипатьевского дома. И имя Михаила Романова станет последним в том далеком уже 18-м году. Именем последнего царя, в чью пользу будет безуспешно отрекаться несчастный Николай Второй.
Ну а дальше вот эта система заработала. Там, в Ипатьевском монастыре вот этот последователь Ивана Грозного, будущий великий реформатор Петр Первый Великий, он уже тоже мерещился. И он действительно великий реформатор. Только какой ценой?
И вот эта новая система она будет безумно интересной. Она будет как норовистая лошадь сбрасывать моментально слабого правителя. И начнутся эти удивительные походы - детища Петра Великого - гвардии на собственный дворец.
Гвардейцы посадят на трон Екатерину Первую. Гвардейцы посадят на трон Елизавету - дочь Петра, сбросят с трона несчастного младенца Иоанна Антоновича. Гвардейцы посадят на трон Екатерину Вторую Великую. И окажется, что это абсолютный театр абсурда. Во время Екатерины, когда она перейдет на трон, будут три императора одновременно в Петербурге. Несчастный Иоанн Антонович будет сидеть в Шлиссельбургской крепости. Другой император, которому тоже целовали крест, Петр Третий, в Ропше будет сидеть. И Екатерина... Как вы знаете, устранят двоих.
Екатерина действительно Великая, она заслуживает длиннейшего рассказа. Ее враг масон французский историк писал: это была удивительная правительница. Все нити европейской политики были в ее руках. И когда она их дергала, Европа содрогалась. И ее канцлер Безбородко очень точно сказал: не знаю, как будет при вас, а при нас ни одна пушка без нашего на то разрешения выстрелить в Европе не смела.
Но ничего она не поменяет вобщем в этом азиатском правлении. Останется и крепостное право, останется и мздоимство. О котором скажут, что русский чиновник не берется за дело, если не может забрать половины.
И система скажет свое слово. Сына Екатерины удавят гвардейским шарфом. А потом будет последний поход гвардии на дворец - это декабристы. Но это уже совсем другой поход. Они уже не хотят менять правителя. Уже один из заговорщиков Пестель показывает другому заговорщику пятерню - сколько человек из царской семьи убьет. Но там был не только Пестель, там были реформаторы, которые мечтали о контитуционной монархии. Они мечтали покончить с проклятьем России - крепостным правом.
И вот после подавления декабристов приходит, как вы знаете, Николай Первый. И какой вывод он делает? И что он придумал? Да ничего нового. Он устраивает секретный комитет по отмене крепостного права, зная, что он не будет работать. Ничего не изменится! Зато изменится главное с его точки зрения. Он укрепит вертикаль власти. Он создаст третье отделение.
Наши историки говорят, что там было очень мало сотрудников. Да, там было мало сравнительно с КГБ сотрудников, но сколько добровольных! Агенты третьего отделения были в гостиных, салонах, борделях. И государь скоро скажет удивительную фразу: в России все молчит, ибо благоденствует. А потом скажет еще одну фразу, еще более интересную. Он скажет: я не только запрещаю ругать свое правление, я не разрешаю его хвалить. Я никому не позволю вмешиваться в мою работу. И он построил империю, которую назовут империей фасадов, потому что сверху был отличный фасад, а сзади был черный грязный двор, где творилось все, что только возможно.
Когда будет Крымская война, как напишет Аксаков, чтобы получить вооружение, командир платил откат - 8 процентов. 6, как пишет Аксаков, считалось благодеянием.
Глядя на эту совершенную империю, где была полная тишина, где гвардию превратили муштрой в балет, заезжий, не знающий русского языка маркиз Де Кюстин в своей клеветнической книге, как ее назвали тогда, написал: через 50 лет в этой стране будет революция. Не намного ошибся.
И вот этот колосс, который воздвигнул Николай Первый, оказался, как вы знаете, на глиняных ногах. И со своей дачи в Александрии он, славивший русское оружие, называвший Европу упадочнической, называвший свою империю с крепостным правом, верхом совершенства, увидит на рейде английские корабли. И напишет в дневник: вступая на престол, я мечтал слышать только правду, но почему-то в течение всех лет я слышал только ложь и лесть. И постепенно отучился отличать правду от лжи.
Посмели бы ему говорить правду, когда он запретил вмешиваться в свою работу.
Ну и дальше состоялось его прощание с жизнью. Он обратился к сыну и сказал эти знаменитые слова: оставляю тебе команду в ненадлежащем порядке. Оставляю тебе много забот и хлопот.
И вот тут его лицо изменилось, и другим голосом сказал: держи их так!
И показал кулак.
И вот пришел Александр Второй. Он скажет фразу, которая напечатана во всех учебниках: если не дать им свободу сверху - возьмут снизу. Это он о крестьянах. Но как проводить реформу в России? Есть два пути. Один путь - Петра Великого. Его кратко охарактеризовал наш публицист: русский Обломов никогда не хочет переезжать на новую квартиру, а Петр его туда - сапогом.
Александр Второй решил идти путем европейским. И его любимый адъютант сказал ему: осторожнее, ваше величество, осторожнее. С этим путем на второй день у нас станут хаметь.
Наступил первый день. Все были счастливы. Государь из дворца не мог выходить - толпа ждала. Герцен назвал его Освободителем. Будущий анархист князь Кропоткин в дневнике писал, что мечтает, чтобы на государя было покушение, а он его грудью защитил. Это первый день. А затем наступил день второй, обычный день реформатора, когда он понял, что недовольны все. Крестьяне - почему дали мало земли. Дворяне - зачем вообще им дали землю. Интеллигенция - она хотела, чтобы в стране, в которой четыре пятых населения не умела писать, был парламент. Ну а дальше - крестьянские бунты. Загорелся Петербург, было ясно, что орудуют поджигатели. И на стол ему положили прокламацию, и царь-освободитель прочел: нам не нужно ничтожества в горностаевой мантии. Мы хотим выборного старшину. Если государь этого не поймет, то - революция беспощадная.
Что думает реформатор, все это видя? Зачем я это начал. И он сделал то, что делают все реформаторы. Он остановил реформы. И вот здесь я советую запомнить: в России, да и в любых наших странах реформы начинать опасно, но куда опаснее останавливать. Дело в том, что общество уже было соблазнено реформой. И молодые люди не согласились.
Достоевский замечательно сказал о нашей молодежи: если русскому школьнику дать карту звездного неба, он и ее исправит. Поэт Некрасов еще точнее сказал: что ему книга последняя скажет, то ему на душу поверху ляжет.
Так что молодые люди решили пойти своим путем. Это был невиданный великий путь. Думаю, что повторения такого пути уже нигде не будет. Интернета не было, но каким-то путем по всей России раздался этот клич - в народ, к народу. И эти девушки, эти юноши идут в тьму, к этому не понятному им народу. Идут по разным причинам. Одни идут поднимать народ на царя. Другие идут, чтобы учить народ. Третьи идут - лечить народ. Но были и четвертые... как писал один из них: мы шли в народ, потому что мы бежали от этих новейших господ, от этой похоти концессий, акций, в которые погружена страна. Потому что в это время родился новый капитализм русский, первобытный. Какой он был, это поэт описал: грош для новейших господ выше стыда и закона, ныне тоскует лишь тот, кто не украл миллиона.
Во всех странах, поняв несовершенство капитализма, хоть как-то пытаются его исправить. Потому что лучше никак не придумали. У нас же - один гнев, одно негодование. А Бердяев, величайший русский философ, написал: почему-то у нас, в России, интересы уравнения и распределения всегда превалирует над интересами творчества и созидания. Что это такое? А вот что: раскулачить кулака, расказачить казака, разевреить олигарха.
Правительство занялось тем, чем в России любят заниматься правительства, они начали преследовать тех, которые пошли в народ. Начались огромные процессы. А что было дальше? А дальше великие идеалисты сказали страшную формулу. Самые страшные идеи в мир сначала приходят тихой походкой голубя. И вот эти вчерашние народники сформулировали: террор ужасен, но куда ужаснее сносить насилие. И была создана самая мощная террористическая организация в мире у нас. И они использовали ноу-хау - динамит, назвав его силой бессильных. Ну а дальше началась невиданная в мире охота на русского царя. Дети перестройки, которую затеял царь, решили убить его отца.
Сначала царю запретят его любимую прогулку в Летнем саду - Каракозов выстрелит. Запретят ходить перед Зимним дворцом - террорист Соловьев будет бежать за ним, сделает пять выстрелов, пока очемевшая охрана не догонит его и бросит на землю. А государь всея Руси на глазах у дворца будет зигзагами убегать и спасется. Императрица скажет: его за все, что он сделал, будут травить как зайца. Потом ему запретят ездить в Крым, в Ливадию.
Террорист Желябов из подвала взорвет Зимний дворец. Но взорвет не царя, а кардигардию, тех самых крестьян, одетых в военные шинели, за освобождение которых ратовали террористы.
Суворин, редактор знаменитой проправительственной газеты, стоит рядом с Достоевским. Суворин к нему зашел сразу после взрыва в Зимнем дворце. Достоевский предлагает ему проиграть сцену. Представьте себе, говорит Достоевский, что мы с вами стоим у витрины магазина, в котором продают картины. И сзади нас становятся два человека молодых. И от того, что они волнуются, они говорят слишком громко, и мы с вами понимаем, что в Зимнем дворце они завели адскую машину. Вы, спрашивает Достоевский Суворина, в полицию сообщите? Суворин отвечает: я не побегу. И я не побегу, говорит автор "Братьев Карамазовых". Я тоже не побегу, а ведь это ужасно, мы людей могли спасти. А не побегу, потому что либералы замучают. Объявят доносчиком, доведут до отчаянья.
Хорошо, Достоевский либералов боится, но чего Суворин боится? Он этих либералов сам мучает. Оказывается, в это время писались удивительные письма. Эти письма направлялись фрейлине, потомице поэта Тютчева. И тот который писал фрейлине, он сообщал: господь послал нам царя на беду России. Это писал не революционер, это писал воспитатель наследника Александра Третьего глава святейшего синода Победоносцев. Вот почему Суворин не побежит. Вы понимаете, что произошло? Либералы ненавидят этого несчастного царя за то, что он остановил реформы, а монархисты во главе с Победоносцевым, за то, что он их начал. Он обречен этот реформатор.
Войну с террором объявил не Буш. Ее придумал Александр Второй. Он назначил на должности генерал-губернаторов генералов прошедшей войны. Было 16 или 17 повешенных, террор продолжался. И вот царь, этот последний великий русский царь - велик вначале и в конце. Потому что он понял то, что должно было спасти Россию. И он сформулировал: чтобы спасти самодержавие, придется его ограничить. Он решил повернуть Россию к конституции. И вот тут он уже был страшен. Он был страшен для народовольцев - радикалов-революционеров, потому что это могло успокоить общество. И он был страшен для монархистов, потому что он посягал на самодержавие.
Как вы знаете, убили. Убили с необычайной легкостью. Карета Александра Второго повернула на Екатерининский канал, там в нее бросили бомбу. Вред был минимальный. Царь из кареты вышел, а дальше - загадка. Он знает, что террористы бывают не одни. Его умоляют ехать, вместо этого он начинает разгуливать по площади. Как будто испытывает судьбу. И Гриневицкий бросает бомбу.
Когда кареты повернула на Екатерининский канал, поверьте, вместе с ней повернула и русская история. Усталому от хаоса реформ обществу, а реформы, как любой путь в свободу, это путь через пустыню, это обнищание народа, особенно в наших восточно-европейских условиях, при наших капиталистах и чиновниках. Усталому от реформ обществу легко объяснили любимое властью, что вперед, это - не конституция, нет, вперед - это назад, возвращение к железному самодержавию Николая Первого.
И государь-император сказал: Конституция? Это чтобы я присягал каким-то скотам? И Александр Третий и Победоносцев успешно заморозили Россию. Это был величественный застой. И государь сказал фразу, которая привела в восторг и приводит до сих пор государственников: Европа может подождать, когда русский царь удит рыбу.
Европа ждать могла, вот история - нет. И в конце произошло то, что всегда происходит после застойного царствования. К нему пришел его адъютант, любимец царя Отто Рихтер, которому царь сказал, что что-то у нас в России происходит не то. Рихтер произнес монолог, который стоит запомнить. Он сказал: представьте себе котел, в котором кипят газы, а вокруг ходят заботливые люди с молотками и старательно заклепывают малейшие отверстия. Но однажды, государь, газы вырвут такой кусок, который заклепать будет нельзя. Государь, пишет Рихтер, застонал как от боли. Застонал и ничего не сделал.
Ну и рвануло, при сыне его слабом рвануло. Первая русская революция. Что спасло? Карательные экспедиции не спасали. Спасли буковки, которые придумал Витте. Спасала та конституция, которой хотел повернуть страну Александр Второй. Что случилось на второй день? Почему-то всему хорошему у нас суждено начинаться, но не доходить до конца. Одной рукой вам дадут, другой отнимут. Так что на следующий день после конституции начнут отнимать. Придет Столыпин после Витте. Разгонят Думу. Виселица начнет работать так, как не работала со времен Ивана Грозного. Сегодня есть фраза Столыпина, которую любят цитировать в Госдуме: вам нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия.
Нет! Чтобы была великая Россия, нужны были великие потрясения, великие реформы. Нужна была настоящая конституция. И это понял Столыпин. И он создал великие потрясения - крестьянскую реформу. И как только начал ее проводить, убили его.
И вот 12 год - затишье. Приезжает французский экономист Терри и говорит, что Россия станет экономическим исполином, обгонит все страны Европы. Но в это время было другое предсказание. И предсказал его не инострнанец, нет. И предсказал его историк, самый великий русский историк Ключевский. Он сказал: Алексей царствовать не будет, династия не доживет до своей политической смерти, вымрет раньше, России грозит новый хаос и новая смута. Ему было ясно, что все задачи, которые стояли перед обществом, не выполнены, что конституции нет. Что в 20-м веке управляет царская семья, а не парламент, как положено, что русская буржуазия в ничтожестве. Нужно было только запалить. Запалила война. А что было перед войной? Была тишина. Все как в библии. Пили, ели, выходили замуж, пока не пришел потоп и не погубил их всех.
Все, что я говорил, нуждается в проверке и сомнении. Я вам специально рассказывал, чтобы вы потом подумали. Вполне возможно, что мои интигерои окажутся вашими героями. Так и должно быть. Это история. Она не есть приговор человеку".
Записал Александр Щербаков, "Новый Севастополь"